— Нам очень помогли волевые построения, — ответил я. — Без них мы, скорее всего, тоже на «превосходно» не вытянули бы.
— Вы уже можете волевые построения? — поразилась Драгана. — Ну надо же. Это, конечно, всё объясняет. У меня перед отъездом не нашлось времени посмотреть доклад по результатам экзаменов, но когда приедем обратно, я обязательно почитаю, что там Менски про вас написал.
— Я думаю, после пещеры ты будешь представлять наш уровень куда лучше Менски, — заметил я.
— Вполне возможно, — улыбнулась она. — А насчёт слов Магды — не бери в голову. К Силе ведёт очень много самых разных путей, и у каждого он свой. Чужие советы направят тебя скорее на ложный путь, так что лучше их не слушать.
Мне вспомнилось, что Стефа говорила мне то же самое и вообще не хотела обсуждать со мной эти темы.
— Хотя знаешь, — подумав, добавила Драгана, — мне иногда кажется, что от нас здесь вообще ничего не зависит, и только сама Сила решает, кого возвысить. И если она сочтёт тебя достойным, то ты станешь Высшим, каким бы путём ты ни шёл.
Я так задумался над новой и неожиданной философской концепцией, что даже не услышал, как хлопнула дверь. От размышлений меня отвлекло только появление в двигательном отсеке Фриды, не заметить которую было, конечно же, совершенно невозможно.
— Как обстановка, какие проблемы? — бодро осведомилась она.
— Обстановка рабочая, проблем нет, — отрапортовала Гана. — Садись с нами чай пить.
— Нет, чай пить не буду, некогда, — отказалась Фрида. — Я зашла просто глянуть, всё ли в порядке.
— Всё в порядке, — пожала плечами Гана.
— А почему двигатель так тихо работает? — Фрида с недоумением посмотрела на тихо рокочущий мотор.
— А зачем ему громко работать? — удивилась Гана.
Фрида не ответила. Она потрогала кожух двигателя, потом приложила к нему ухо, а потом, ни слова не говоря, вышла из отсека. Мы посмотрели друг на друга.
— Странная она какая-то, — выразил я общее мнение.
Через несколько минут Фрида вернулась вместе с капитаном. Олаф кивнул нам, затем тоже подержал руку на кожухе.
— Что-то он и вправду как-то тихо работает, — озадаченно сказал капитан.
— Капитан, если надо погромче, — раздражённо сказала Гана, — то я могу повесить на вал какую-нибудь погремушку.
Олаф, не ответив, обошёл двигатель вокруг.
— А сейчас он в каком режиме? — наконец спросил он.
— Экономический ход, четыреста оборотов, капитан, — отрапортовал я.
— Полный ход дайте, — распорядился Олаф.
— Кен, доведи до тысячи оборотов, — спустила распоряжение по цепочке командования Гана.
Я плавно прибавил газ. Рокот мотора усилился, и вибрация пола стала заметной.
Олаф переглянулся с Фридой и озадаченно почесал затылок.
— У нас он на малом ходу гораздо громче работал и весь трясся, — сказал он. — На полный мы вообще боялись его включать.
— Мы его отрегулировали, — объяснила Гана.
— И что, он теперь всегда будет так работать?
— Если механик за ним будет следить как положено, то лет двадцать — тридцать нормально проработает, — пообещала Гана. — А потом надо будет капиталку сделать, и он ещё лет двадцать отходит.
— Ясно, — сказал Олаф и замолчал, хотя по его виду было видно, что ничего ему не ясно. — Ладно, возвращайтесь на экономический ход. Пойдём, мама.
На этом начальство покинуло нас в неопределённых чувствах.
— Залёт, боец, — со значением сказал я Гане.
— Чепуха, — махнула она рукой. — Человек в принципе охотно верит в чудеса, но далеко не во всякие. Ни один разумный человек в жизни не поверит в добрую волшебницу, которая вдруг ни с того ни с сего превратила его полностью убитый движок в совершенно новый. Такого быть не может, поэтому он обязательно придумает какое-нибудь рациональное объяснение и успокоится. Так и будет, вот увидишь.
Ждать пришлось недолго, увидел я это уже за ужином.
— Так значит, Гана, — спросил капитан, терзая огромный шницель кордон блю
[20], — там была неисправность с подачей масла, оттого двигатель и стучал?
Гана сориентировалась мгновенно.
— Разбираетесь в двигателях, капитан? — спросила она, прекрасно сыграв удивление. Я уткнулся в свою тарелку, пытаясь скрыть улыбку.
— Не так, чтобы очень, — слегка смутился Олаф. — Мне Данила подсказал.
Гана уважительно кивнула Глухову, на которого уставилась вся команда. Данилу раздирали противоречивые чувства. Он явно очень сомневался в своём экспертном заключении, но так же явно не мог придумать ничего лучше. Поколебавшись немного, он кивнул в ответ, и для всех его предположение окончательно превратилось в неоспоримый факт. Была неисправность в системе подачи масла, а теперь её починили.
Полёт протекал без малейших происшествий, и уже поздно вечером, практически ночью, «Красота Фрейи» прибыла в Рязань. Лена попросилась в рубку понаблюдать за посадкой, и Фрида, добродушно усмехнувшись, кивнула ей на пустое кресло штурмана:
— Привыкай — говорят, ты на штурмана будешь учиться?
— Говорят-то говорят… — туманно отозвалась Лена.
— Раз говорят, значит будешь, — ободрила её Фрида. — Ладно, сиди тихо и не отвлекай меня.
Дирижабль медленно подплывал к причальной мачте. Когда нос оказался почти над мачтой, Фрида рывком передвинула одну из рукояток в якорной секции, и из ниши в носу вывалился причальный трос, разматываясь на ходу. Портовая бригада тут же зацепила его каким-то приспособлением вроде большого багра и завела в причальную лебёдку. Фрида перевела ручку машинного телеграфа на «Стоп», и через несколько секунд еле ощущаемая вибрация от главного двигателя исчезла. Фрида наклонилась к раструбу переговорного устройства и сказала:
— Данила, мы на лебёдке. Держи дифферент.
— Понял, — послышался из трубы искажённый, но узнаваемый голос Глухова.
Лебёдка начала неторопливо вращаться, подтягивая дирижабль к мачте, и через несколько минут носовая причальная скоба вошла в захваты. Дирижабль, несильно толкнувшись в мачту, остановился, и захваты с громким лязгом захлопнулись.
— Причальной команде забрать причальный трос и опустить грузовой трап, — скомандовала Фрида в переговорную трубу. — Баллонисту подъёмную силу на две сотых и дифферент на минус два. Данила, мы здесь двенадцать ластов разгружаем, а потом три ласта примем.
— Понял, — прохрипела труба. — Ближе к концу выгрузки подъём проверю и дифферент поставлю на плюс один. Мы здесь ночуем?
