– Нет, мне кажется, что все удачно придумано. Я сделаю вид, будто ты мой парень, и никто не удивится тому, что я никогда не говорил про тебя, ведь я же такой дурачок, вечно все забываю.
К своему ужасу я понял, что в его словах был смысл.
– Знаешь, что, – сказал я, – обязательно подумаю об этом.
– О чем подумаешь?
– Спасибо, Алекс. Ты мне очень помог.
Я медленно побрел к кабинету. Там, к большому облегчению, я обнаружил, что за время моего отсутствия новых отказов от спонсоров не появилось. Сел за стол, закрыл лицо руками и подумал о том, как бы мне хотелось…
Боже. Я чувствовал себя совсем разбитым и даже не знал, чего мне хотелось. Конечно, было бы здорово, если бы мой отец не стал светиться на телевидении, обо мне не написали бы в газетах, и надо мной не нависла бы угроза увольнения. Но все это ни по отдельности, ни вместе не казалось мне чем-то совсем уж страшным. Просто еще несколько мертвых чаек увязло в мазутном пятне, которое разлилось по моей жизни.
В конце концов, Джон Флеминг был моим отцом, и я никак не мог это исправить. Как и то, что он не хотел моего появления на свет. Я не мог сделать так, чтобы никогда не влюбляться в Майлза. Которому не был нужен так же, как и отцу.
И пока я предавался жалости к самому себе, вдруг понял, что Алекс на самом деле оказался не так уж и бесполезен. Нет, я не могу сказать, что он мне действительно здорово помог, но, как говорится, не все сразу. Он подал неплохую идею о том, как завязать новые знакомства.
Я схватил телефон, нашел в вотсапе нашу группу, которую недавно переименовали в «Не хочу больше быть одиноким би»
[14]. Немного поразмыслив, я отправил эмодзи-сирену, а затем написал: «Помогите. Срочно. Квиры, к бою. Собираемся в “Розе и короне”». Сегодня вечером в 6» и в глубине души был тронут тем, как быстро на экране появились обещания прийти в назначенное место.
Глава 5
С моей стороны было довольно эгоистично назначить встречу в «Розе и короне», так как к этому пабу ближе всего жил я. Но мое положение казалось критическим, и я решил, что имею на это право. Кроме того, этот паб – один из моих любимых. Он расположился в нескладном строении девятнадцатого века, которое выглядело так, словно его обнаружили в какой-нибудь глухой деревне, перенесли по воздуху и сбросили прямо посередине Блэкфрайерса. Вместе с огромным пивным садом, украшенным подвесными кашпо, это заведение образовало особенный уединенный островок, а офисные здания вокруг как будто специально отодвинулись в сторону, стыдясь такого соседства.
Я заказал себе пиво с бургером и занял столик на улице. Стояла весна (или то, что называется весной в Англии), и было довольно зябко, но если бы лондонцы переживали из-за таких вещей, как холод, дождь, несколько тревожный уровень загрязнения окружающей среды и риск быть обгаженными голубями, то мы просто никогда бы не выходили на улицу. Через пару минут ожидания появился Том.
И, как всегда, я почувствовал себя не в своей тарелке.
Строго говоря, Том даже не мой приятель. Он мне кто-то вроде «сводного друга», так как давно встречается с Бриджет – единственной в нашей компании девушкой-натуралкой. И он один из самых крутых и горячих парней, которых я знал. Выглядит как стройный младший братик Идриса Эльбы
[15], да к тому же еще – шпион. То есть не совсем шпион, конечно. Том работает в Таможенно-акцизной службе в отделе по сбору оперативной информации. О деятельности таких учреждений никогда не пишут в газетах.
На самом деле ситуация осложнялась тем, что я сразу его заприметил. Мы с ним встречались пару раз, и я уже надеялся, что у нас что-то может получиться, но потом я познакомил его с Бриджет, и она украла у меня Тома. Ну, не украла, конечно. Но она ему понравилась больше. Я особенно не возражал. Нет, конечно, возражал. Но не возражал. Разве что совсем чуть-чуть.
Возможно, мне не стоило снова начинать подкатывать к нему, когда пару лет назад они с Бриджет разругались. На какое-то время они даже расстались, поэтому с моей стороны это не было совсем уж гнусностью. Но в итоге Том понял, как сильно любит Бриджет, и решил с ней помириться. Так что все закончилось хорошо.
По правде говоря, в присутствии Тома с моей самооценкой происходит примерно то же, что и с теми торговцами людьми и оружием, которых он ловит на работе. Только моя самооценка куда менее выносливая и крепкая.
– Привет, – сказал я, стараясь не проделать ногой дыру в земле, словно какой-нибудь жук-навозник, оказавшийся на грани истребления.
Том ответил мне уверенной улыбкой и легким дежурным поцелуем в щеку, а затем поставил свою бутылку пива рядом с моей.
– Рад встрече. Давненько не виделись.
– Да, точно.
Вероятно, у меня был очень печальный вид, потому что Том продолжил:
– Бриджет немного задерживается. Да ты и сам это уже понял.
Я нервно усмехнулся. Она постоянно опаздывала.
– Итак. Мм… чем ты сейчас занимаешься?
– Да всем понемногу. Мы расследуем большое дело о мошенничестве в сфере торговли. Скоро должны закончить. А ты что делаешь?
За три года знакомства с Томом я уже уяснил, что под «мошенничеством в сфере торговли» всегда подразумевалось нечто намного более серьезное, хотя я так до сих пор и не смог разгадать, что именно. Из-за чего необходимость рассказывать ему о том, как я организовываю благотворительные вечера для организации, которая занимается жуками-навозниками, показалась мне еще более унизительной.
Но, разумеется, он выслушал меня с неподдельным интересом и задал несколько весьма обстоятельных вопросов, половину из которых мне, возможно, следовало бы задать себе самому. Но, по крайней мере, это позволило нам поддерживать разговор до тех пор, пока не пришли Джеймсы Ройс-Ройсы.
Я встретил Джеймса Ройса и Джеймса Ройса (теперь их звали Джеймсом Ройс-Ройсом и Джеймсом Ройс-Ройсом соответственно) на студенческом мероприятии для ЛГБТ+ персон. Даже странно, что эти двое так хорошо поладили, потому что кроме одинаковых имен у них не было вообще ничего общего. Джеймс Ройс-Ройс – шеф-повар и очкарик, который ведет себя… Поймите, я стараюсь проявлять тактичность, но на самом деле он просто феноменально женоподобен. С другой стороны, второй Джеймс Ройс-Ройс похож на русского мафиози, его работа связана с какой-то невероятно сложной математикой, в которой я совсем не разбираюсь, но при этом он ужасно застенчив.
На тот момент они пытались усыновить ребенка, поэтому разговор быстро зашел о «дичайшем» (по выражению одного из Ройс-Ройсов) количестве бумаг, которые им приходилось заполнять, хотя я, по своей наивности, полагал, что процесс передачи ребенка от людей, которым он совсем не нужен, людям, которые хотят, чтобы у них был ребенок, должен быть простым и легким. Если честно, то эта тема была мне совсем не близка, как и разговоры о родных детях.
