Он долго-долго молчал, пока я в нерешительности ковырял мой сэндвич. Очевидно, что бекон мог спасти далеко не каждую ситуацию.
– Сам не знаю, – сказал Оливер, – зачем я взял тебя сегодня с собой.
– Ого. Я знаю, что вел себя не очень хорошо, но это слишком жестоко.
Он задумчиво нахмурился. Иначе Оливер просто не мог.
– Нет… ты вел себя нормально. То есть в какой-то степени я ожидал, что именно так ты себя и будешь вести. Хотя и не думал, конечно, что ты пошлешь моих родителей на глазах у дяди Джима и викария. Но мне кажется…
– Что? – спросил я.
– Мне кажется, я хотел сделать нечто такое, что было важным для меня, а не для них. Понять, какие чувства это во мне вызывает.
– И… что это были за чувства?
– Я… сам до сих пор не разобрался.
– Ну ладно. – Я подвинулся к нему и… смущенно потерся о него носом. – Будем считать, что я помогал тебе разобраться в своих чувствах.
Он молча доел свой сэндвич. А потом и то, что осталось от моего. Но мне казалось, что он заслужил это после всего, что ему пришлось сегодня пережить. Стараясь вести себя, как и подобает взрослому человеку, я взял тарелки и отнес их на кухню, где немного ополоснул, то есть смыл все крошки под водой из крана, а потом оставил их в раковине, надеясь, что в мое отсутствие Оливер не замучает себя угрызениями совести по поводу съеденного мяса.
Когда я вернулся, он сидел на диване, и вид у него по-прежнему был немного отсутствующий.
– С тобой все в порядке? – спросил я.
– Не уверен.
Я уселся на полу напротив него, положив руки ему на колени.
– Ничего страшного. Ты не должен… кхм… да ты вообще ничего не должен.
– Мне казалось, что мои угрызения совести будут сильнее. Но я просто чувствую, что… наелся бекона.
– Это отличное чувство. Не прогоняй его.
Он легко провел пальцами по моим волосам.
– Спасибо, что приготовил его для меня.
– Я бы сказал, что и сам получил не меньше удовольствия, чем ты, только ты съел почти весь мой долбаный сэндвич.
– Прости.
– Да я подтруниваю над тобой, Оливер. – Я боднул его руку головой.
– Через две недели я куплю столько бекона, сколько захочешь. Я буду купаться в ванне из бекона, почти как в фильме «Красота по-американски».
– Меня от таких картин в дрожь бросает. К тому же это противоречит твоей изначальной последовательности аргументов по поводу того, почему мне можно есть бекон.
– Ладно. Тогда никаких ванн из бекона. Но это было опрометчиво с твоей стороны.
Он рассмеялся, но его смех был неуверенным.
– Ох, Люсьен, даже не знаю, что бы я без тебя сегодня делал.
– Ну, вполне вероятно, что тебе не пришлось бы сбегать с юбилея свадьбы своих родителей.
– Ты так говоришь, словно это был бы не самый хороший поступок.
– Вот видишь. Ты уже делаешь успехи.
Некоторое время он молчал.
– Боюсь, я до сих пор не могу собраться с силами и все обдумать. Я не так бесстрашен, как ты.
– Я ужасный трусишка, и тебе это хорошо известно.
– Но тебя это, похоже, никогда не сдерживало.
Я взял его за запястье и поцеловал в ладонь.
– Ты чересчур высокого обо мне мнения. До встречи с тобой в моей жизни был полный бардак.
– Полный бардак был у тебя в квартире. Это не одно и то же.
– Я знаю, – сказал я, улыбаясь ему, – но я не собираюсь сейчас спорить с тобой, насколько я отстойный или наоборот. А ты можешь и дальше верить, что я не отстойный.
– Я всегда считал, что ты замечательный.
Вот блин. Я никогда не умел рассуждать на такие темы.
– Я тоже. В смысле, я тоже считал тебя замечательным. А не себя. Я никогда не отличался завышенной самооценкой. Я не настолько самовлюблен. Слушай, может, лучше займемся сексом?
– Люсьен, ты, как всегда, романтичен.
– Вот так я самовыражаюсь. В этом особенность моего уникального очарования.
Оливер фыркнул, но все равно позволил мне отвести себя в спальню. Где я его медленно раздел, не переставая все это время целовать. Он сдался под напором моих ласк, и я постепенно полностью растворился в ритме его тела и в его жадных прикосновениях. Никогда и ни с кем я не испытывал ничего подобного – я не сдерживал себя и вместе с тем хотел, чтобы он ощущал себя дорогим, особенным и защищенным, чтобы испытал те же чувства, что дарил мне он сам. Я обнимал его, а его пальцы впивались мне в кожу, мы двигались синхронно и… да… я смотрел ему прямо в глаза. И я шептал ему, говорил… всякий вздор. Непристойный вздор о том, как он для меня был важен и как чудесно мне было рядом с ним. И я… и мы…
Послушайте.
Согласитесь, о таких вещах не рассказывают посторонним, правда? Это касалось только нас двоих. И для нас это было все.
Проснулся я, если честно, довольно рано для воскресного утра от того, что Оливер, уже полностью одетый, легко поцеловал меня в лоб. В этом не было ничего необычного, ведь Оливер как взрослый ответственный человек не любил подолгу валяться в постели, но все равно что-то тут было не так.
– До свиданья, Люсьен, – сказал он.
Я внезапно и очень резко проснулся, и такое утреннее пробуждение было мне совсем не по душе.
– Постой. Что? Ты куда?
– Домой.
– Почему? Если у тебя работа, можешь делать ее здесь. Или подожди десять минут, – ну, десять минут – это при самом оптимистичном раскладе, но все равно, – и я поеду с тобой.
– Ты меня не понял. Мы чудесно провели время вместе, и я благодарен тебе за поддержку, но мы сделали все, о чем договаривались. И нам обоим пора двигаться дальше.
Что сейчас такое происходило?
– Погоди. Что… я… – Но ведь мы же говорили, что в самом деле испытываем друг к другу чувства. Такие слова нельзя взять назад.
– И, – сказал он холодным пустым голосом, – мы также договаривались, что дождемся конца действия нашего договора и не будем брать на себя никаких официальных обязательств.
– Хорошо. В таком случае я… готов сделать официальное заявление.
– Мне кажется, это плохая идея.
Я по-прежнему не понимал, что вообще такое происходит? Но был уверен только в том, что не хотел вести такой разговор голышом. Хотя выбора у меня, похоже, не было.
– Почему?
– Потому что мы ошибались. Все это не настоящее.
– Как это не настоящее? – Закутавшись в одеяло, я попытался встать на колени. – Мы с тобой ходили в рестораны, говорили о наших чувствах, да блин, мы даже познакомились с родителями друг друга. Разве это не настоящие отношения?
