– Ты пытаешься сказать мне, что в глубине души я никогда не был полным неудачником?
– Я хочу сказать, что я профессионально занималась сочинением песен и никогда бы не дала этому такое скучное определение… но да, так и есть. Я не думаю, что Оливер изменил твою жизнь, mon cher. Мне кажется, он помог тебе по-другому на нее взглянуть. Теперь он ушел, но у тебя все еще есть работа, которую ты вроде как не любишь, хотя, скорее, просто притворяешься, что это так. У тебя есть друзья, готовые поддержать тебя, несмотря на все твои недостатки. У тебя есть мы с Джуди, мы тебя обожаем и всегда будем помогать, пока живы.
Я весь обмяк, и она обняла меня.
– Спасибо, мама. Это было очень мило до тех пор, пока ты все не испортила, напомнив, что все мы смертны.
– Раз твой отец больше не собирается умирать, я подумала, что неплохо бы напомнить о том, что ты должен ценить меня, пока есть такая возможность.
– Мама, я люблю тебя. – Мне было стыдно просить об этом, но иногда возникает такая необходимость: – Ты не возражаешь, если я заночую у тебя?
– Конечно, нет.
Полчаса спустя я лежал в моей детской кровати и смотрел в потолок, где наизусть помнил каждую трещинку. Меня удивляло, как всего за один месяц Джон Флеминг из идеи, с которой я вырос, превратился в живого человека, а затем снова стал абстрактной идеей – и хотя это было болезненно, но я чувствовал, как моя жизнь начинает постепенно восстанавливаться, словно кожа вокруг пореза. Оливер же был совершенно другой печальной историей моей жизни. Но мама была права, ведь так? Я не мог получить все и сразу. Он многому меня научил, многое дал мне, многим поделился со мной, а потом исчез… потерялся в дерьмовом настоящем. Он помог мне понять, что моя жизнь была намного лучше, чем я думал, да и сам я оказался не таким ужасным, каким себя считал. И я мог сохранить все это. Даже если мне не удалось удержать его.
Глава 50
– Хорошо, – сказал я Алексу.
Он со счастливым видом поднял на меня глаза.
– О, ты хочешь рассказать анекдот? Как здорово! Сто лет уже их не рассказывал.
– Верно. Скажи, какая у пирата любимая буква в алфавите?
– Ну, я думаю, что моряки восемнадцатого века в большинстве своем были неграмотными, поэтому, скорее всего, любимых букв у них не было.
– Справедливое замечание. Но если представить себе персонажа какого-нибудь типичного пиратского фильма, то все-таки какая у него или у нее могла быть любимая буква?
Алекс сморщил нос.
– Честно говоря, даже не знаю.
С этой шуткой все непросто: некоторые догадываются, некоторые – нет.
– Можно предположить, что это буква «эрррр», – объяснил я, изо всех сил стараясь подражать голосу настоящего пирата, – но какой пират не любит хороший «эль»?
Ответом мне послужило долгое молчание.
– А почему ты думаешь, что это могла быть буква «р»? – спросил Алекс. – Ведь слово «пират» начинается с буквы «п»? Как в словах «преступление», «присвоение», «похищение», «погром» или «Порт-о-Пренс».
– Ррррррр! Как пиррррат.
– Нет, слово «пират» начинается с буквы «п».
Слава богу, у меня зазвонил телефон. Я ответил на звонок по дороге к кабинету.
– Люк! – воскликнула Бридж. – Положение критическое!
Что на этот раз? Они случайно продали права на экранизацию какой-нибудь книги за пять волшебных бобовых зернышек?
– Что случилось?
– Это касается Оливера.
И тут у меня пробудился интерес.
– Что произошло? С ним все в порядке?
– Он собрался переезжать в Дарем. Он там прямо сейчас. Проходит собеседование.
Мы расстались. И я смирился… ну хорошо, это все вранье, я не смирился, но был, так сказать, в процессе. И все равно, когда я услышал упоминание о нем, мое сердце забилось так, словно собиралось выпрыгнуть из груди.
– Что? Почему?
– Он сказал, что хочет начать все с чистого листа. Подальше отсюда.
Я почувствовал, что меня начинает охватывать паника. Но все это было как-то не похоже на Оливера.
– Бридж, ты уверена? Ему ведь нравилось то, чем он занимался. И уж кем-кем, а импульсивным я его точно назвать не могу.
– Он всегда был странноватым. Знаю, я не должна рассказывать вам друг о друге, но дело очень срочное.
– Все это, конечно, странно, – согласился я. – Только я-то что могу сделать?
– Как что? Ты должен помешать ему. В конце концов, ты виноват, что отпустил его.
«Ой. Нет, Бридж, так дело не пойдет».
– Я не отпускал его. Я умолял его остаться. Даже рассказал о своих чувствах, но он все равно меня бросил.
Она тяжело вздохнула.
– Иногда вы оба бываете абсолютно безнадежными.
– Это несправедливо. Я правда старался.
– Так постарайся еще раз.
– Еще раз? Сколько еще раз ты будешь уговаривать меня, чтобы я попытался навязаться парню, которому я совсем нужен?
– Сколько надо, столько и буду. И ты знаешь, что нужен ему. Ты всегда был ему нужен, Люк.
Я рухнул на свое рабочее кресло и так сильно откинулся на спинку, что едва не сполз под стол.
– Возможно. Но он убедил себя, что у нас ничего не выйдет, и я не знаю, как теперь его в этом разубедить.
– Я тоже не знаю. Но просто сидеть сложа руки и позволить ему сбежать на север – это не самое лучшее решение.
– Что же ты мне предлагаешь? Отправиться на поезде в Дарем, выйти на центральную площадь и кричать там: «Оливер, Оливер, я тебя люблю!» в надежде, что он меня услышит?
– Или, – предложила она, – ты можешь поехать в Дарем и встретиться с ним в отеле, в котором он остановился, а я даже знаю название этого отеля, так как он сам мне сказал его. И вот уж там ты выговоришь прямо ему в лицо: «Оливер, я тебя люблю!» К тому же… о боже, да ты ведь влюблен в него по уши! И поверь мне, это будет самым лучшим решением!
– Нет, это ужасная идея. И Оливер решит, что я полный псих.
Она задумалась.
– Я поеду с тобой.
Телефон зловеще зажужжал. Наша группа в вотсапе, которая теперь называлась «Бридж мутит воду»
[77], ожила сообщениями от Бриджет.
«МЫ ДОЛЖНЫ ОТПРАВИТЬ ЛЮКА В ДУРЕМ».
«ТО ЕСТЬ ДАРЕМ».
«РАДИ ИСТИННОЙ ЛЮБВИ!!!»