Я серьезно. Часы лежали в специальном кармашке. Кто сейчас носит такие часы?
– Прости, – задыхаясь, извинился я. – Я… я… – Нет. Я ничего не мог придумать. Поэтому сказал все как есть: – Я опоздал.
– Бывает.
При моем появлении Оливер встал, как будто мы были на каком-нибудь танцевальном вечере пятидесятых годов. Я понятия не имел, как реагировать. Пожать ему руку? Поцеловать в щеку? Посоветоваться с наставницей?
– Может, сядем?
– Конечно, если только… – одна из его бровей вопросительно приподнялась, – ты не назначил встречу еще с кем-нибудь.
Это была шутка?
– Нет, нет, я… э-э… полностью в твоем распоряжении.
Он жестом пригласил меня к столу. Я неуклюже присел на банкетку и поерзал на ней. Повисла пауза, неловкая и тягучая, как зажаренная моцарелла. Оливер оказался примерно таким, каким я его запомнил: холодным, очень опрятным, просто классическим воплощением недовольства в деловом костюме. В довершение он был красив, чем вызывал еще больше раздражения. Мое лицо напоминало полотно Пикассо, сделанное в неудачный день: фрагменты маминого и папиного лиц были скомпонованы хаотично и без какого-либо смысла. А лицо Оливера выглядело настолько симметричным, что философы восемнадцатого века наверняка узрели бы в нем доказательство существования высшей силы.
– Ты пользуешься подводкой? – спросил он.
– Что? Нет.
– Правда?
– Я бы точно запомнил, если бы накрасился. Так что можешь не сомневаться, мои глаза именно так и выглядят.
У него был немного оскорбленный вид.
– Это смешно.
К счастью, в это мгновение рядом с нами материализовался официант с меню. И несколько счастливых минут мы могли не обращать друг на друга внимания.
– Тебе стоит начать, – заметил Оливер, – с сэндвича с копченым угрем. Это их фирменное блюдо.
Меню выглядело как большой лист бумаги с нарисованными от руки иллюстрациями и прогнозом погоды вверху, и мне понадобилось время, чтобы найти в нем сэндвич, о котором он говорил.
– Наверное, он очень вкусный, раз стоит десять фунтов.
– Не переживай, я заплачу.
Я смущенно поежился, и джинсы заскрипели от натяжения.
– Мне было бы комфортнее, если бы каждый платил за себя.
– Нет, я не согласен, ведь я выбирал ресторан. К тому же Бриджет, кажется, говорила, что ты работаешь с жуками-навозниками.
– Нет, я работаю ради жуков-навозников. – Ну да, это звучало не сильно лучше. – Точнее, я работаю ради сохранения их вида.
Теперь он приподнял вторую бровь.
– Я не знал, что они нуждаются в сохранении.
– Да, об этом мало кто знает. В том-то и проблема. Наука не совсем по моей части, но, кратко говоря, они полезны для почвы и если вымрут, то и мы все погибнем от голода.
– Значит, ты занимаешься очень важным делом, но я точно знаю, что даже в крупных благотворительных фондах платят меньше, чем в частном бизнесе. – Его глаза, холодные, цвета литой латуни, так долго и пристально смотрели на меня, что я почувствовал, как начинаю покрываться испариной. – Так что я угощаю. Я настаиваю.
Его слова звучали как-то ужасно патриархально. Хотя я понимал, что оснований жаловаться на этот счет у меня не было, ведь оба мы – мужчины.
– Ммм…
– Чтобы сильно не смущать тебя, позволь мне самому выбрать блюда. Это один из моих любимых ресторанов и… – он немного подвинулся на стуле и случайно задел меня ногой, – прошу прощения… и мне нравится приводить сюда других людей.
– А потом ты пригласишь меня раскурить твою сигару?
– Это эвфемизм?
– Ну, разве что в фильме «Жижи»
[17]. – Я вздохнул. – Ладно. Закажи что-нибудь для меня. Если тебе так хочется.
Примерно через две десятых секунды выражение его лица изменилось – оно стало почти счастливым.
– Можно?
– Да. И… – боже, почему я всегда веду себя как неблагодарная скотина? – извини, спасибо.
– У тебя есть какие-то ограничения в еде?
– Нет. Я ем все. Что съедобно. Абсолютно все.
– И… – Он замялся. А затем сделал вид, будто ничего не произошло. – Будем что-то пить?
Мое сердце всколыхнулось, как выброшенная на берег полумертвая рыба. Это происходило каждый раз, когда разговор так или иначе затрагивал грехи, в которых меня обвиняли все эти годы.
– Знаю, у тебя нет оснований мне верить, но я не алкоголик. Не секс-маньяк. И не наркоман.
Повисла долгая пауза. Я смотрел на ослепительно-белую скатерть и думал о том, как мне хочется умереть.
– Что ж, – сказал, наконец, Оливер, – одно основание у меня все-таки есть.
В идеальном мире я отреагировал бы на его слова с леденящим душу достоинством. Но в своем реальном мире я лишь бросил на него угрюмый взгляд.
– Это какое?
– Ты попытался убедить меня в обратном. Значит, будем пить?
Внутри у меня как будто образовалась ужасающая пустота. И я не мог понять почему.
– Может, лучше не будем? Если ты не возражаешь? У меня нет проблем с алкоголем по медицинским соображениям. Но когда я выпью, начинаю вести себя как идиот.
– Я знаю.
Подумать только, я начал потихоньку проникаться к нему симпатией. Хоть это и было мне совсем не нужно, главное – внушить ему, что он мне нравится, и продержаться до того момента, когда угроза увольнения исчезнет. Это мне было по плечу. Я знал, что справлюсь. Я умел очаровывать. Это у меня в крови. Ведь я на четверть ирландец, на четверть француз. Сложно представить себе более чарующий коктейль.
Официант вернулся, и Оливер сделал заказ, пока я молча сидел с мрачным видом. Все казалось мне немного странным, и невозможно было понять, насколько сильно меня унижала эта ситуация. Но я точно не хотел, чтобы нечто подобное повторялось регулярно. А с другой стороны, какая-то частичка меня, та, что изнывала от страшного одиночества, даже радовалась, что кто-то публично заявляет на меня свои права. Особенно если этим кем-то был такой парень, как Оливер Блэквуд. Я чувствовал, что еще немного, и все это может вылиться в нечто серьезное.
– Ты уж прости, что обращаю на это внимание, – сказал я, когда официант удалился, – но ты так нахваливал сэндвич с рыбой, а сам себе его не заказал.
– Да, это так. – К своему удивлению, я заметил, как уши Оливера слегка порозовели. – Я вегетарианец.
– Откуда же ты тогда знаешь, что здесь волшебно готовят угря?
