– А я – опозорившийся сын опозорившейся рок-звезды. Я… я не знаю меры в выпивке. Я жутко язвителен и часто – не по делу. Я совершал ужасные поступки. Не думаю, что тебе захочется иметь такого спутника, как я.
Он вздернул подбородок.
– И тем не менее таковы мои условия.
– Ты же понимаешь, что сам можешь попасть на первые полосы газет, если проведешь со мной достаточно много времени?
– Мне все равно, что обо мне говорят другие.
Я рассмеялся и даже сам удивился тому, каким горьким был этот смех.
– Это ты сейчас так думаешь. А вот когда про тебя начнут распускать сплетни, твое мнение может измениться.
– Я готов рискнуть.
– Правда? – Боже. У меня закружилась голова, и снова захотелось ухватиться за его пальто.
– Да. Но если мы все-таки пойдем на это, нужно сделать все надлежащим образом.
Я удивленно уставился на него. Выражение «надлежащим образом» несло для меня какой-то зловещий оттенок. У меня редко получалось сделать что-нибудь надлежащим образом.
– Знаешь, я довольно скверный актер.
– Я хочу, чтобы ты постарался выглядеть убедительным. Мне плевать на твое прошлое или на сплетни в интернете, но, – его губы плотно сжались в тонкую линию, – у меня нет желания объяснять родителям, почему мой парень просто притворяется.
– Подожди. Твоим родителям?
– Да, в июне у моих родителей рубиновая свадьба, и я не хочу присутствовать на ней один.
– Ее, – не удержался я, – будут справлять в Провансе?
– В Милтон-Кинсе.
– И ты серьезно хочешь взять меня с собой? Познакомить со своими родственниками?
– А почему нет?
Я снова рассмеялся.
– Боюсь, мне придется слишком долго объяснять почему.
– Если ты не хочешь этого делать, Люк, так и скажи.
Оливер никогда больше не назовет меня Люсьеном, ведь так? Он с уважением отнесся к моей просьбе, как и полагается зануде.
– Нет, нет. – Я быстро замахал руками. – Я согласен. Но мне кажется, что ты совершаешь ужасную ошибку.
– Это уж мне решать. – Он замолчал, и легкий румянец стал расползаться по его высоким, словно вырезанным скульптором скулам. – Конечно, ради достоверности нам придется поддерживать определенный физический контакт. Но, пожалуйста, не целуй меня больше. По крайней мере, только не в губы.
– А почему? Ты как Джулия Робертс из «Красотки»?
Он покраснел еще сильнее.
– Нет. Но настолько интимную близость я допускаю только с людьми, которые мне действительно нравятся.
– А. – Иногда после сильных душевных страданий тебе начинает казаться, что все случившееся стало для тебя своего рода вакциной. И у тебя выработался иммунитет. А потом ты слышишь нечто подобное и понимаешь, что никакого иммунитета у тебя нет и в помине. Я выдавил из себя саркастическую усмешку: – У меня, как ты уже смог убедиться, с этим проблем нет.
Вид у Оливера тоже был не особенно счастливым, и меня это немного утешило.
– Это точно.
– Но не переживай. Несмотря на все, что произошло, я умею держать свои губы при себе.
– Хорошо. Спасибо.
Гнетущее молчание, словно большая клякса, расплылось между нами.
– Итак, – спросил я, – что теперь?
– Как насчет бранча у меня? В воскресенье?
Встречи два раза в неделю? Я успею надоесть ему еще до того, как начнутся «Жучиные бега». Да и он мне может надоесть. Или нет. Это «или нет» пугало так сильно, что в тот момент даже не хотелось об этом думать.
– Если мы все-таки договоримся, – он мрачно посмотрел на меня, – то нам нужно будет получше узнать друг друга, Люк.
– Можешь называть меня Люсьеном, – выпалил я.
– Но, кажется, ты говорил, что не…
– Давай этим именем меня будешь называть только ты. Я хочу сказать, – внезапно у меня перехватило дыхание, – пусть это будет как бы прозвище, которое ты мне дал. У пар ведь так бывает, правда?
– Но я не хочу называть тебя прозвищем, которое тебе так сильно не нравится. – И опять сквозь сталь его холодных глаз пробился легкий серебристый свет. – Нормальные парни так себя не ведут. Даже фиктивные.
– Все в порядке. Я тогда сморозил глупость. На самом деле мне все равно.
– Довольно странный аргумент.
– Я хотел сказать, что не возражаю. – Он что, ждал, пока я начну умолять его? Впрочем, кого я обманываю? Я уже был готов сделать это.
Вот почему мне так тяжело строить отношения. Сначала они поступают так, чтобы у тебя возникла потребность во всякой ерунде, без которой ты прекрасно мог бы обойтись. А потом эту ерунду у тебя отнимают.
Он посмотрел на меня своим испытующим и невероятно искренним взглядом.
– Ну хорошо, если ты так хочешь.
Я кивнул, чувствуя прилив ненависти к самому себе.
– Да, я так хочу.
– Значит, до встречи в воскресенье… – Он улыбнулся. Оливер Блэквуд улыбался. Мне. Ради меня. Из-за меня. – …Люсьен.
Глава 9
– Итак, – сказал я Алексу Тводдлу, – один человек входит в бар. Он садится за стол, на котором стоит тарелка с арахисом. И вдруг из этой тарелки раздается голос: «Эй, а у тебя отличная прическа». И вдруг – другой голос, из автомата по продаже сигарет в противоположном углу бара: «Нет, ты выглядишь как придурок. А твоя мамаша полоумная».
Алекс удивленно выпучил глаза.
– Ну знаешь! Это уж слишком!
– Да, но подожди, я еще не дорассказал. Когда мужчина спрашивает у бармена, что происходит, бармен ему отвечает: «Не волнуйтесь. Орешки – это комплимент от повара, а автомат у нас больше не работает».
– Да, и его вряд ли починят, потому что теперь запретили курить в пабах.
Я должен был предугадать такую реакцию.
– Ты прав, Алекс. Благодаря твоему уточнению анекдот становится еще смешнее.
– Я тоже это запомню. – Он улыбнулся, словно пытаясь подбодрить меня. – Ну и какой конец у анекдота?
– Я тебе уже все рассказал. Орешки – комплимент, автомат для сигарет – больше не работает.
– Ты уверен, что это анекдот? Больше похоже на перечисление фактов об одном из баров.
– Ну вот, – сказал я, смирившись с неизбежным, – ты опять попал не в бровь, а в глаз. Ладно, завтра попробую рассказать тебе что-нибудь посмешнее.
Я потопал в свой кабинет, и в кои-то веки настроение у меня было хорошее. Хотя свидание с Оливером и обернулось настоящей катастрофой, в итоге все вышло не так уж плохо. Напротив, я почувствовал себя гораздо свободнее теперь, когда мы договорились, что будем лишь играть роль влюбленных, а значит, мне не придется переживать из-за всякой ерунды, как это бывает в нормальных отношениях. И бояться, что все испорчу. Даже упоминания обо мне в прессе оказались позитивными. Кто-то заснял нас около ресторана, но, к счастью, до того момента, когда Оливер с отвращением оттолкнул меня. Поэтому фото выглядело даже романтично: полы пальто Оливера развевались на ветру, он смотрел на меня, а я тянулся к его губам. Большинство заголовков представляли собой вариации на тему: «Известный тусовщик и сын судьи из телешоу нашел себе новое увлечение», и они мне даже нравились, так как подразумевали, что у меня не такой уж плохой вкус. Пускай это новое увлечение и не было настоящим.
