– Ну… – на его губах появилась смущенная улыбка. – Давай перекусим. Еда все еще в холодильнике.
– Сейчас, правда, почти шесть. Так что это будет не бранч, а… бриннер?
– Какая разница?
– Да ты, я вижу, бунтарь!
– Да, я такой. Открыто бросаю вызов обществу и его концепциям приема пищи.
– Итак, – я старался говорить непринужденным тоном, но на самом деле собирался затронуть очень важную тему, – на этом бранче… бриннере… панк-рок протесте против обязательной яичницы… будут французские тосты?
Оливер удивленно поднял брови.
– Может, и будут. Но ты должен хорошо себя вести.
– Я буду хорошо себя вести. Только что ты под этим подразумеваешь?
– Я не… не это… мм… я хотел сказать… может, накроешь на стол?
Я закрыл рот ладонью, чтобы спрятать улыбку. Не хотел, чтобы он подумал, будто я опять подтруниваю над ним, хотя на самом деле именно это я и делал. Наверное, для этого я и был рожден – раскладывать салфетки и надевать на них серебряные колечки. Вряд ли Mail выпустит статью с заголовком: «Любимый сын знаменитой рок-звезды опозорился, положив вилку не с той стороны».
Однако я не ожидал, что это окажется таким приятным, умиротворяющим и душевным занятием.
Глава 12
Я в самом деле накрыл на стол, хотя, к счастью, обошлось без колечек для салфеток. Мы ели на кухне Оливера за маленьким круглым столиком примерно в метре от плиты, и наши коленки соприкасались, потому что нашим ногам, вероятно, суждено было вечно переплетаться друг с другом. Мне даже понравилось наблюдать исподтишка за тем, как он для меня готовил: разогревал на сковородке масло, нарезал зелень, разбивал яйца – очень осторожно и аккуратно, как и все, что он делал. Не стану отрицать, в те минуты, когда не пытался осуждать меня, Оливер даже казался мне привлекательным. И я вдруг поймал себя на мысли, что осуждал он меня не так часто, как мне казалось.
– Слушай, ты сколько народу пригласил к себе в гости? – спросил я, наблюдая за изобилием яиц, вафель, голубики и различных тостов, включая французские.
Оливер покраснел.
– Знаю, я немного переборщил. Просто давно уже ни для кого не готовил.
– Раз уж мы с тобой собираемся встречаться, нужно все друг о друге выяснить. Так что скажи, давно – это как долго?
– Примерно шесть месяцев.
– Не так уж и много. Практически как вчера.
– Намного дольше, чем мне хотелось бы оставаться одному.
Я посмотрел на него поверх своего тоста с яйцом бенедикт.
– Ты что, не можешь жить без любовных зависимостей?
– Ну ладно, а когда у тебя в последний раз был кто-то?
– Смотря что подразумевать под «был кто-то»?
– Судя по твоему вопросу, я могу сделать вывод, что очень давно.
– Хорошо, – нахмурился я. – Почти пять лет.
Оливер вяло улыбнулся.
– Так, может, лучше воздержимся от комментариев по поводу предпочтений каждого из нас.
– Бриннер просто потрясающий, – сказал я, предприняв попытку примирения. После чего резко сменил тему: – А почему вы расстались?
– Я… сам не знаю. Он сказал, что больше не ощущает себя счастливым.
– Ой.
Оливер пожал плечами.
– Просто когда много разных людей говорят: «Дело не в тебе, а во мне», ты начинаешь подозревать, что в действительности дело как раз таки в тебе.
– Почему? Что с тобой не так? Ты во сне перетаскиваешь все одеяло на себя? Или ты тайный расист? Или считаешь, что Роджер Мур сыграл Бонда лучше, чем Коннери?
– Нет. Да нет, конечно. Хотя я думаю, что Мур был сильно недооценен. – Оливер с раздражающей легкостью и изяществом вылил из сервировочной ложки крем на свои вафли с маком, создав идеальную спираль. – Но мой предыдущий опыт заставил меня сделать такой вывод.
Я щелкнул пальцами.
– Значит, ты, наверное, ужасен в постели.
– Разумеется. – Он искоса посмотрел на меня. – Ну вот, еще одна тайна раскрыта.
– Черт. Я надеялся, что ты начнешь оправдываться и в конце концов я действительно раскрою какой-нибудь твой грязный секрет.
– Знаешь, Люсьен, для человека, который ясно дал мне понять, что я его совсем не интересую, ты слишком уж любопытствуешь по поводу моей сексуальной жизни.
Кровь ударила мне в лицо.
– Я… ничего такого не делаю.
– Как скажешь.
– Нет, правда. Это… – Ну вот, опять у меня ничего не вышло. Хотя, возможно, я действительно проявил чуть больше любопытства, чем готов был себе в этом признаться. Оливер такой спокойный и сдержанный, что поневоле хотелось понять, каким он бывает, когда дает волю своим чувствам. Если такие моменты вообще случались. И что нужно было сделать, чтобы пробудить в нем немного сумасбродства. – Кстати, все, что ты захочешь узнать про меня, можно найти в «Гугле».
– И там все будет правдой?
Я поморщился.
– Кое-что – да. Причем не только хорошее.
– Если я чему и научился на своей работе, так это тому, что «кое-какая правда» – самая ненадежная вещь. Если я захочу выяснить что-нибудь, то спрошу у тебя лично.
– А если, – сказал я тихим голосом, – ты будешь зол на меня? И тебе захочется узнать мои самые ужасные тайны?
– Ты считаешь, что для этого мне понадобится помощь газет?
Я бросил на него полный негодования взгляд, но по какой-то неведомой причине не смог сдержать улыбку. В том, как он на меня смотрел, было нечто такое, напрочь лишавшее колкости его реплику.
– Ты так пытаешься убедить меня, что не станешь этого делать?
– Даже не знаю. А у меня получилось?
– Может, это странно звучит, но да… чуть-чуть. – Я ненадолго отвлекся на нежные, сладкие и пропитанные кленовым сиропом французские тосты. – Впрочем, ты все равно рано или поздно заглянешь в прессу. Все так делают.
– Ты правда думаешь, что мне не на что потратить время, кроме как собирать в интернете информацию о мало кому известных детях давно забытых знаменитостей?
– Ага, очередная… язвительная попытка утешить меня? Что это, черт возьми, такое?
– Я просто боялся, что других заверений ты от меня просто не примешь. – Он гонял по тарелке ягоду голубики с немного смущенным видом.
Честно говоря, в чем-то он был прав. Но я решил не доставлять ему радости и признаваться в этом.
– А ты проверь.
– Я не стану давать тебе никаких обещаний, потому что в противном случае ты впадешь в еще большую зависимость от всей этой ерунды. Но…
