Вот в этот момент мне захотелось отвернуться. Но по какой-то причине я не стал этого делать. Его взгляд обещал мне нечто такое, в чем, как мне казалось, я совсем не нуждался.
– Я в последнее время совсем увяз в болоте. И так продолжается уже давно. Нет, иногда я куда-нибудь выбираюсь, как, к примеру, в прошлую субботу, но похвастаться мне особенно нечем.
Я снова почувствовал себя не в своей тарелке, и меньше всего в тот момент мне хотелось, чтобы Оливер задал какой-нибудь глубокомысленный вопрос, еще больше усилив мою тревогу.
– Теперь твоя очередь, – проскулил я с улыбкой до ушей, словно моя разрушенная жизнь была всего лишь забавным анекдотом.
Пару секунд он слегка барабанил пальцами по столу и как будто предавался глубокомысленным размышлениям.
– Ты можешь рассказать мне о себе, о своем окружении? Не касаясь твоих знаменитых родителей.
– Такое ощущение, что я не с парнем своим болтаю, а пришел на работу устраиваться.
– Мне просто любопытно. Я уже несколько лет слышу о тебе, но прежде мы с тобой так долго не общались.
– Ты же сам ясно дал мне понять, что не хочешь иметь со мной дела.
– Я бы поспорил с такой формулировкой, но теперь мне интересно узнать про тебя.
Я мрачно хихикнул, словно какой-нибудь смущенный подросток.
– Да что там рассказывать? Ничем не примечательное детство, перспективная карьера, которая полетела ко всем чертям, вот и вся моя история.
– Прости, – сказал он, и это была совсем не та реакция, на которую я рассчитывал. – Согласен, наш с тобой разговор меньше всего напоминает непринужденную беседу.
Я пожал плечами. Я по-прежнему вел себя словно подросток.
– Может, тогда вообще не разговаривать?
– Если ты так хочешь.
– А как насчет тебя?
– Что ты хочешь обо мне узнать?
Я надеялся, что если переведу разговор на него, то уж точно не сболтну ничего лишнего и не выдам своего настроя. Но это не особенно помогло. И я пробормотал что-то несвязное вроде: «Даговоричегохошь».
– Что ж, – начал он бодрым тоном. – Как и у тебя, мое детство не было особенно богато событиями. Мой отец – бухгалтер, мама была преподавателем в Лондонской школе экономики, они оба – добрые люди и всегда меня поддерживали. У меня есть старший брат Кристофер, он врач, и у него есть жена, Мия.
– Да, вижу, у тебя вся семья – отличники и трудяги.
– Нам очень повезло. И нам с братом с детства внушали, что мы должны заниматься тем, во что действительно верим.
– Поэтому ты решил стать юристом?
Он кивнул.
– Именно. Я не до конца уверен, что родители мечтали именно о такой судьбе для меня, но я люблю свою работу.
– Если я кого-нибудь убью, – сказал я ему, к своему удивлению понимая, что я и правда так думаю, – я хочу, чтобы ты был моим адвокатом.
– Тогда я тебе сразу дам совет: если убьешь кого-нибудь, не говори мне об этом.
– Неужели люди и правда в этом признаются?
– Ты даже не представляешь. Ответчики, как правило, не имеют юридического образования. Они не всегда знают, что может выдать их причастность к преступлению, а что – нет. И если что, я сейчас не про личный опыт говорю. – На его губах заиграла легкая улыбка. – И второй совет: если тебя обвинят в убийстве, найми себе намного более опытного юриста, чем я.
– Хочешь сказать, ты никогда не вел таких дел?
– Вопреки твоим предположениям, убийства совершаются не так уж и часто. И обычно юристы занимаются такими делами на более позднем этапе карьеры.
– Тогда какие же дела ведешь ты?
– Любые, какие подворачиваются. Мне не приходится выбирать. Обычно все бывает довольно банально.
Я бросил на него насмешливый взгляд.
– Я думал, что работа – это твоя большая страсть.
– Так и есть.
– Тогда мне странно слышать про «довольно банальные» дела.
– Я хотел сказать, что большинству людей они могут показаться банальными. Если твои представления об этой работе ограничиваются телевизионными судебными драмами, то ты разочаруешься, когда узнаешь, что в реальности я обычно защищаю подростков, укравших из магазина лак для ногтей, или мелких преступников, попавшихся по собственной глупости. – Он встал и принялся собирать пустые тарелки и чашки. – В социальном плане я в любом случае остаюсь в проигрыше. Люди либо думают, что я ради денег выпускаю на свободу убийц и насильников, либо считают меня ужасно скучным.
Я невольно встал и принялся помогать ему, и наши руки переплелись между грязной посуды.
– Предлагаю прийти к компромиссу и сказать, что ты ради денег выпускаешь на свободу подростков, ворующих из магазинов.
– А может, лучше скажем так: я работаю ради того, чтобы ни одна судебная ошибка не сломала кому-нибудь из молодых людей жизнь.
Я бросил в него выпавшую на стол ягоду голубики, и она отскочили от его носа.
– Ну, что скажешь? – спросил он.
Я просто убирал посуду. И был полностью сосредоточен на этом занятии.
– Ты… ты правда так переживаешь из-за этого?
– И это наблюдение заставило тебя запустить в меня ягодой?
– Возражаю! Давление на свидетеля!
– Ты знаешь, что в нашей стране такое не пройдет?
– Что же вы тогда делаете, если прокурор начинает явно зарываться?
– В таких случаях мы либо полностью доверяем мнению судьи, который должен разобраться в ситуации, – и судьи обычно разбираются, даже самые сумасбродные. Либо высказываем вежливое замечание вроде: «Милорд, мне кажется, что уважаемый прокурор принуждает к даче свидетельских показаний».
– Подумать только, – сказал я с глубоким вздохом, – а я уже представил себе, как ты вскакиваешь со своего места и с помощью буквы закона ставишь на место какого-нибудь выскочку из прокуратуры!
– Ты имеешь в виду безукоризненного государственного служащего из Королевской службы уголовных преследований?
– Черт возьми, Оливер! – От его имени у меня на языке осталось приятное бодрящее послевкусие. Как от сахара с корицей. – Ты лишаешь систему уголовного правосудия всяческого намека на забавность.
Он осторожно взял еще одну ягоду голубики и бросил ее в меня. Она отскочила от моей брови.
– Это еще за что? – спросил я, стараясь изобразить в своем голосе наигранное возмущение.
Его губы изогнулись в улыбке, теплой и тягучей, как кленовый сироп.
Глава 13
