– А еще, – Алекс поднял вверх палец, – они всюду роют эти ужасные норы. Простите. Я опять про барсуков. Не обращайте внимания.
Если честно, то реплики Тводдла меня совсем не волновали. Но, черт возьми, Оливер был моим фиктивный парнем, а не гребаного Алекса! И мы с ним должны были вести приятную беседу, потягивая херес, пока не упьемся вусмерть!
– Думаю, – сморозил вдруг я, – что если бы я совершил преступление, то предпочел бы, чтобы моим делом занимались профессионалы в области юриспруденции, а не двенадцать случайных типов. Вы ведь знаете, какими бывают люди?
Оливер слабо улыбнулся.
– Я могу понять твою позицию, однако, как ни странно, юристы редко разделяют ее.
– Серьезно? – спросил я. – Тебе действительно хотелось бы доверить свою судьбу дюжине человек, которых не знаешь и которые не испытывают особого желания заниматься всем этим, в надежде, что одним из них окажется Генри Фонда
[35]?
– В реальности жюри присяжных – это вовсе не одиннадцать узколобых недоумков и один ангел. И да, я скорее доверю свою судьбу нескольким людям с разными мнениями, чем одному-единственному, который расценивает закон как абстрактное понятие.
Я постарался принять задумчивую позу, хотя на самом деле просто сменил положение, поскольку моя левая ягодица начала затекать.
– Но разве ты сам не хочешь, чтобы закон рассматривали как абстрактное понятие? – Как там звучала та фраза в «Блондинке в законе»? – Разве Сократ не говорил, что «Закон – это разум, свободный от страсти»?
– Вообще, это говорил Аристотель. И он ошибался. То есть в чем-то он был прав, но закон – это еще не все правосудие.
У Оливера был ужасно напряженный вид. Честно говоря, он всегда выглядел лучше большинства среднестатистических мужчин. Но когда он начинал с такой страстью рассуждать о всякой ерунде, его глаза загорались и рот так интересно кривился, что в моих глазах он становился чуть ли не суперсекси. Но я, наверное, заметил это в самый подходящий момент, потому что, пока наблюдал за тем, каким он может быть привлекательным, он точно обратил внимание на то, что я вел себя, как кусок дерьма.
– О? – глубокомысленно выдал я, не глядя в его сторону.
– Дело в том, что суды присяжных состоят из разумных людей, и пока ты не успел мне возразить, я хочу сказать, что большинство людей обладают достаточным разумом, чтобы понять, заслуживает подсудимый наказания или нет. Буква закона – это в лучшем случае половина дела. Вторая половина – сострадание.
– Ничего смешнее в жизни не слышал.
Наверное, я хотел сказать: «Ничего очаровательнее в жизни не слышал». Но я не мог признать свою ошибку и теперь сожалел об этих словах, потому что Оливер вдруг резко закрылся от меня, как веер в руках рассерженной дрэг-квин
[36].
– К счастью, я не нуждаюсь в твоем одобрении моих убеждений.
Отлично. Теперь мою самооценку обнулили со всех сторон: папа, один из наших спонсоров и Оливер. И то, что в случае с Оливером это было абсолютно заслуженно, не принесло мне облегчения.
– Все это ужасно интересно, – пропел тонким голоском Алекс. Я готов был поставить пятьдесят на пятьдесят, что, по его мнению, мы все еще говорили о барсуках. – Но лично я на месте того парня, который подсудимый, положился бы на мнение судьи. Ведь может же случиться так, что они окажутся из одного с ним круга, вы не находите?
Оливер улыбнулся ему беззаботной улыбкой.
– Конкретно в вашем случае, Алекс, полностью с вами согласен.
– Надо же! Правда? Смотрите-ка, а я ведь не так часто ошибаюсь, как все думают. Иногда я бываю прав. Как остановившиеся часы, они тоже иногда показывают правильное время. Кстати, вот и Миффи!
Он вскочил, вслед за ним и Оливер поднялся со своего места с куда большей грацией и учтивостью человека, воспитанного в приличном обществе. Я тоже встал, слегка скособочившись по причине затекшей ягодицы.
– Здравствуйте, мальчики! – Девушка-конфетка, словно вся состоявшая из огромных глаз, высоких скул и кашемира, плыла нам навстречу. – Извините за опоздание. Едва отбилась от фоторепортеров!
Ее появление внесло небольшой сумбур в наши ряды, особенно когда они с Алексом начали обмениваться серией на удивление сложных воздушных поцелуев.
– Не волнуйся, старушка. Я развлекал их тут в твое отсутствие. Это Оливер Блэквуд, он юрист. И ужасно умный.
Снова воздушные поцелуи, при этом Оливер держался со знанием дела. И похоже, что моего парня, то есть моего фиктивного парня, сегодня облапали все, кроме меня.
– А это Люк О’Доннелл, я рассказывал тебе о нем.
Она подошла, чтобы расцеловать и меня, но я повернул голову не в ту сторону, и мы столкнулись носами.
– Надо же, – сказала она. – Вы выглядите слишком молодо для спикера палаты.
– Ээ… нет, это не я.
– Точно? Но Алли точно рассказывал мне про спикера.
– Возможно, – предположил я, – он рассказывал вам не об одном человеке?
Она удивленно захлопала ресницами.
– Возможно. Но все это так сложно запомнить.
– Ну так вот, – снова вмешался Алекс, и впервые за все время нашего знакомства я почувствовал облегчение, услышав его голос, – Люк и Оливер встречаются. То есть на самом деле нет. Но они будут притворяться, что они – пара. До «Жучиных бегов». Это просто грандиозная афера. – Он зарделся от скромности. – И ее придумал я.
– Ой, Алли, какой ты умный!
– Только никому не говори, потому что это огромный секрет.
Миффи постучала себя по виску.
– Video et taceo
[37].
– А это, – продолжил Алекс, – моя… Миффи, скажи, мы уже помолвлены?
– Не помню. Но вроде должны были уже. Давай пока скажем, что помолвлены, а потом разберемся.
– В таком случае это моя невеста Клара Фортескью-Леттис.
Я знал, что потом пожалею об этом, но все равно спросил:
– А я думал, что ее зовут Миффи?
– Да, – Алекс с недоумением уставился на меня. – Миффи – это сокращенное от Клара.
– Но в этом сокращении столько же букв… а, не обращайте внимания.
Легким уверенным жестом Алекс продел руку Миффи-сокращенно-от-Клара через свою.
– Не пора ли нам отправиться в столовую?
– Да, пойдемте, – согласилась она. – Я так голодна, что могу проглотить целую команду по выездке вместе с лошадьми!
