– Ну ладно. Я готов к самому худшему. Показывай мне твою спальню.
– К самому худшему, – пробормотал Оливер несколько минут спустя, – я, оказывается, не был готов.
– Да ладно тебе. Все не так уж плохо.
– Когда ты в последний раз менял постельное белье?
– Я поменял простынь.
Он сложил руки на груди.
– Это не ответ. И если ты не можешь вспомнить, значит, это было очень давно.
– Хорошо. Я сейчас поменяю. Но, понимаешь, сначала мне нужно кое-что постирать. – Я старался не смотреть на свою одежду, которая была разбросана повсюду. – И, возможно, стирка предстоит большая.
– Мы сейчас возьмем такси и поедем ко мне.
– Ух ты! – Все это напомнило мне эпизод из телешоу «Натурал глазами гея», только в нашем случае было меньше горячих парней и не было той теплой атмосферы, благодаря которой приобретаешь уверенность в своих силах.
– Я очень извиняюсь, не хочу тебя осуждать, но в данной ситуации без оценочного суждения просто не обойтись. Как вообще можно не впасть в тоску, живя в подобных условиях?
Я раздраженно взмахнул руками.
– Ты меня совсем запутал! С чего ты взял, что я не впал в тоску?
– Люсьен…
– Да, конечно, – выпалил я, не зная, чего я боялся больше: сказать ему что-то приятное или что-то обидное, – дома у тебя намного чище, чем у меня, но ты тоже не особенно счастлив. Признайся хотя бы в этом!
Розовый румянец стал расползаться по скульптурным щекам Оливера.
– Да, я одинок. Иногда мне кажется, что я многого еще не достиг из того, что следовало бы. И у меня есть достаточно оснований полагать, что я не самый легкий в общении человек. Но я не пытаюсь это скрыть. Я просто стараюсь с этим смириться.
Боже, как же меня бесило, когда он был таким: одновременно сильным и ранимым, честным и сдержанным. Как же мне недоставало этих качеств!
– Нет, ты… с тобой невероятно сложно иметь дело. И, кажется, у меня есть комплект нового постельного белья. Я купил его, когда понял, что чистого у меня совсем не осталось.
– Спасибо. Знаю, иногда я произвожу впечатление человека, помешанного на контроле.
– Правда? – Я уставился на него удивленными большими глазами. – Никогда не замечал.
Он содрал простынь с моей кровати, которая, если честно, была не такой отвратительной, как утверждал Оливер; хотя я немного смутился, когда мой прибор для… кхм… самоудовлетворения скатился с постели прямо на ногу Оливера, словно пес, с нетерпением ждущий прогулки. Я быстро засунул его в прикроватную тумбочку, но, к несчастью, открывая ящик, продемонстрировал ему и другие экспонаты из моей коллекции депрессивного онаниста.
Оливер ничего не сказал: то ли от смущения, то ли из вежливости. Он продолжал разглаживать новую простынь на матрасе, пока она не стала идеально гладкой, как в отеле. Затем он поменял наволочки и пододеяльник и даже застегнул маленькие пуговки внизу, хотя я был уверен, что этого вообще никто не делает. Наконец, он принялся раздеваться.
Я наблюдал за ним с равнодушным видом. А может, не с таким уж и равнодушным.
– Что ты делаешь?
– Я не привык спать в костюме-тройке, и не сочти это неуважением с моей стороны, я не стану надевать что-то из… – он повел рукой, показывая на кучи моих шмоток, разбросанных по полу, – этого.
– Так нечестно. – И тут меня осенило: – Значит, я сейчас познакомлюсь с твоим идеальным прессом.
Оливер издал странный звук, похожий на сдавленный кашель.
– Но знакомство будет лишь мимолетным.
– Я переживу.
Я рухнул на свою кровать, прошедшую строгое одобрение Оливера, привстал на коленях, сминая одеяло, и бесстыдно уставился на Оливера, который расстегивал рубашку.
– Люсьен, – сказал он, – твой взгляд слишком двусмысленный.
Я сложил руки рупором и поднес их ко рту:
– Снимай! Снимай! Снимай!
– Но я ведь не стриптизер.
– Да, но ты все равно раздеваешься. А я тебя подбадриваю.
– Ты меня смущаешь.
Он снял рубашку, аккуратно свернул, потом понял, что положить ее некуда, и остановился с растерянными видом.
Но.
О святые угодники!
Обычно, чтобы увидеть такое, приходится платить деньги. Бугры, впадины и немного волос – ровно столько, сколько нужно, кудрявых, но не лохматых. И даже пара игривых вен, которые словно змеи извивались из-под резинки его трусов.
Вот блин! Мне хотелось облизать его всего.
И еще раз – вот блин! Я вдруг понял, что никогда больше не смогу раздеться в присутствии этого человека.
– Что еще случилось? – спросил Оливер. – И куда я могу положить рубашку?
– Я… я… я поищу для тебя вешалку. – А заодно подберу что-нибудь для себя. Чтобы хорошенько прикрыться со всех сторон.
Я выскочил из комнаты и наспех переоделся в самую большую и мешковатую футболку, какую только смог найти, а также в самые свободные и не облегающие домашние штаны. Такой вид меня вполне устраивал. Вообще-то, на мое тело, в отличие от моего характера, никто никогда не жаловался, так что скрывать было нечего. Но Оливер был просто живым воплощением фантазии, о которой я никогда не смел даже мечтать – настолько она казалась нереальной. И я не представлял, что мог найти во мне человек, который так выглядел.
Стоп.
Ему и не нужно было что-то во мне находить. Ведь мы так договорились.
Когда я вернулся в спальню, Оливер ожидал меня в черных трусах-боксерах, которые одновременно были и скромными, и сексуальными. В одной руке он держал костюм, в другой – рубашку. Поддавшись минутной панике, я швырнул ему вешалку, а сам быстро забрался под одеяло.
Я, конечно, не рассматривал Оливера, пока он приводил в порядок свои вещи, а затем повесил их в абсолютно пустом гардеробе. Да хрен с вами, кого я пытаюсь одурачить? Я не сводил с него глаз, потому что он потрясающе выглядел, и я сгорал от желания. И я захотел его еще до того, как понял, что та шутка про идеальный пресс вовсе не была шуткой.
И словами не передать, насколько это было хреново!
Прошло, наверное, несколько часов, по крайней мере, мне так показалось. Я лежал рядом с Оливером в темноте, боялся прикоснуться к нему, боялся даже думать об этом. Значит, приходилось думать обо всем остальном. О том, как много он для меня сделал, хотя я того не заслуживал, и как ужасно я обращался с ним вместо благодарности. И как страшно было пускать все на самотек.
– Оливер, – сказал я.
– Да, Люсьен?
– Я очень хочу извиниться перед тобой. За сегодняшний вечер.
– Все в порядке. Давай спать.
