– Похоже, – осторожно заметил я, – их стоило оставить у хозяина.
– Именно так я и подумала. Однако на всякий случай все же осмотрела их со всех сторон. А потом сказал тому парню: «Извините, но я не хочу иметь дело с вашими бычками, у них какой-то странный вид!»
К моему огромному облегчению, мама, Оливер и Юджин вернулись с кухни и принесли карри, прежде чем Джуди успела рассказать, как «тот парень» пытался заинтересовать ее своим племенным петухом-производителем. Оливер передал тарелку с карри Джуди, а потом вместе с мамой они расположились около меня на диване. Было довольно тесно, и мы сидели там, как три не очень умные мартышки.
– Там есть бананы? – спросил я, с нервным видом ковыряясь в том, что лишь с натяжкой мог назвать обедом.
Мама пожала плечами.
– В карри всегда добавляют бананы.
– В особый карри. Где остальные ингредиенты должны дополнять бананы.
– Как, к примеру, тофу или говядина. Они поглощают аромат.
– Одиллия, это восхитительно! – преданно воскликнула Джуди. – Самый вкусный карри, какой ты только готовила!
Мы принялись есть мамину стряпню, и наступила тишина. Меня самого нельзя было назвать волшебником по части готовки, но, думаю, мама явно была злой феей кухни. Чтобы постоянно и неизменно готовить настолько невкусную пищу, требовались особый дар и годы тренировок.
– А кстати, – Оливер, как всегда, предпринял попытку поддержать беседу. Хотя, возможно, он просто понял, что если будет говорить, ему не придется есть. Глаза у него точно уже начали слезиться, – это… ваша гитара?
Да, это была мамина гитара. Обычно она пылилась на чердаке. А я попытался успокоить себя тем, что и сам бы ее заметил, если бы не отвлекался на… все остальное.
– Ах, oui. Отец Люка хочет, чтобы мы вместе записали его новый альбом.
Я подавился карри. То есть я и так давился маминым карри, но теперь реакция была скорее эмоциональной, нежели химической.
– Ты не говорила мне об этом.
– А ты не рассказал мне о своем фиктивном парне.
– Но это другое. Оливер не бросал нас двадцать пять лет назад, и его уж точно не назовешь полным засранцем.
– Я пока не решила, соглашаться или нет, mon caneton. – Мама с искренним наслаждением поддела вилкой кусочек банана. – Я уже много лет не писала песен. Кажется, я просто не знаю, о чем хочу сказать.
Джуди подняла взгляд от своей почти пустой тарелки. Теперь меня уже не удивляло, что королева по-прежнему была в добром здравии – я больше уже не сомневался, что аристократия сделана из бетона.
– Ничего подобного. Тебе просто нужно вернуться в седло, вот и все.
– Но я не уверена, что лошадь все такая же, какой я ее запомнила. Знаешь, лошади ведь тоже стареют. Иногда стоит пожалеть их, оставить пастись в полях и есть яблоки.
– Поверить не могу, что ты еще раздумываешь! – Я с трудом сдержался, чтобы не сорваться на крик. – Я понимаю, тебе хочется писать музыку, и это здорово. Но почему ты должна это делать с гребаным Джоном Флемингом?
– У нас с ним всегда было что-то общее. И, возможно, это мой последний шанс.
Я отодвинул на край стола тарелку с остатками карри. У меня появилось прекрасное оправдание, чтобы больше не есть его, к тому же я так разозлился, что у меня пропал всякий аппетит.
– Ты хотела сказать, это его последний шанс. Он просто внаглую использует тебя.
– И что? Я тоже могу его использовать.
– Верно, – добавила Джуди. – Настоящая популярность приходит после смерти. Вспомни Диану.
– Да, но тебе, – я развел руками и случайно толкнул локтем Оливера, – придется с ним общаться. А он не заслужил того, чтобы ты с ним общалась.
– Люк, я сама буду решать, с кем мне общаться, а с кем – нет. А не ты.
Я открыл рот, а потом закрыл его.
– Прости. Я… только… извини.
– Не волнуйся, mon cher. Тебе не стоит переживать за меня. – С решительным видом она встала со своего места. – А теперь давайте уберем со стола и будем смотреть шоу.
Глава 26
Я убедил маму, чтобы она доверила мне убрать все со стола и вымыть посуду, потому что не хотел выглядеть совсем уж плохим сыном, к тому же мне не терпелось сменить обстановку. Но потом я вспомнил, какой разгром мама могла устроить на кухне, особенно когда готовила свой особенный карри.
– Теперь я понимаю, откуда у тебя такие привычки, – сказал Оливер, подходя ко мне сзади. Юджин следовала за ним хвостиком.
Я с грохотом поставил тарелки у раковины, которая была заполнена разными предметами, совершенно ненужными для приготовления еды.
– Прости. – Я, не отрываясь, смотрел на грязную посуду. Мне было страшно взглянуть на Оливера и увидеть на его лице ужас, или разочарование, или смущение, или отвращение. – Кошмар, правда?
– Да нет, конечно. Ты – часть своей семьи, и я вижу, как вы переживаете друг за друга.
– Но мы рассуждали о пенисе моего отца, угостили тебя совершенно несъедобным невегетарианским карри, к тому же я поссорился с мамой, и мне очень не хотелось, чтобы ты эту ссору видел.
Он обнял меня и прижался к моей спине, и это были те нежные обволакивающие объятия, которые так хорошо у него получались.
– Признаюсь, я не привык к такому. Но я не… не думаю, что это плохо. Честное слово.
– Я не должен был выходить из себя, когда услышал про Джона Флеминга.
– У вас возникли некоторые эмоциональные разногласия, но я видел, что ты действовал из лучших побуждений.
Я позволил себе опереться об него. Он положил подбородок мне на плечо, и это было так легко и ненавязчиво.
– Тебе все это не нужно.
– Если бы мне это было не нужно, я бы не приехал.
– Наверное, тебе все кажется странным. – Я обернулся и слишком поздно осознал, что внезапно наши лица оказались совсем рядом. Возможно, мне стоило отойти в сторону, но между раковиной и царившим на кухне апокалипсисом в стиле карри это было просто невозможно. К тому же я не был уверен, что хочу этого.
– Я просто хотел сказать, что оба твоих родителя вполне дееспособны. Ни один из них не сидел в тюрьме и не выступал по телевизору. И я больше чем уверен, что у вас в семье не принято ругаться на людях или спрашивать у гостей, не работают ли они на КГБ, через две секунды после знакомства.
Он тихо рассмеялся, его теплое и сладкое дыхание щекотало мне щеку – и это была странная сладость, с примесью карри. Точнее, банана.
– Нет, не принято. И если честно, я даже этому рад. Но это не значит, что вы ведете себя неправильно. Люди могут по-разному выражать свою любовь.
