Внезапно Оливер отпрянул от меня, и на пару ужасающих секунд я испугался, не отпугнул ли его чем-то. Но затем он поднял меня на руки, и я испытал настолько странное чувство, представлявшее собой нечто среднее между облегчением и страстью, что даже не поинтересовался у него, что он, черт возьми, делает, а вместо этого обхватил его ногами, как в порнухе. Он понес меня в спальню, демонстрируя при этом силу, которая была не удивительной для человека, придерживающегося столь здорового образа жизни. Все это происходило как будто в какой-то романтической фантазии, ровно до того момента, пока он не споткнулся о ступеньку и не уронил меня на лестницу.
– Эм, – сказал я. – Ой.
Со смущенным и очаровательным видом Оливер отодвинулся от меня, как автобус, въехавший в тупик.
– Прости. Сам не знаю, о чем я думал.
– Нет, нет, все круто. В какой-то момент все было очень сексуально и романтично.
– Ты не сильно ударился?
– Нет. Все в порядке. Только немного стыдно из-за того, что я такой тяжелый.
Разумеется, я шутил, но Оливер очень серьезно воспринял мои слова, было видно, что он не только боялся причинить мне физический вред, но и не хотел задеть мои чувства по поводу веса.
– Дело не в тебе вовсе. Просто я переоценил свои возможности по части лестницы.
– Рад это слышать. А теперь, может, прекратишь оправдываться и трахнешь меня?
– Я тебя трахну, Люсьен, – его голос был строгим, но теперь меня это уже совершенно не тревожило, – потому что я этого хочу.
Я посмотрел на него одновременно удивленным и бесстыдным взглядом.
– Погоди, я не подписывался на «Пятьдесят оттенков голубого».
– Нет, ты подписывался на меня. А теперь поднимайся наверх и ложись в постель.
И я… поднялся наверх и лег в постель.
Через несколько секунд в дверях появился Оливер, он снял пальто и бросил его на пол. Ух ты, впервые я видел, чтобы он не воспользовался вешалкой. Похоже, он действительно был очень увлечен. Увлечен мной?
– Прости, – сказал он, слегка краснея, – я не думал… я… то есть ты…
– Не извиняйся, это даже… мм… интересно.
Он покраснел еще сильнее.
– На самом деле я так давно этого хотел.
– Бросить тут свою куртку? – спросил я, нахмурившись. – Ты имеешь на это полное право.
– И я надеюсь, что не зря так долго этого ждал.
Черт. Я тоже на это надеялся.
– Но знаешь, я все-таки не последняя шоколадная конфетка в коробке.
– Нет, конечно. – Он забрался ко мне в постель, прополз по ней, как тигр с футболки от «Аберкромби и Фитч»
[71]. – Если бы ты был последней конфеткой, я бы не смог взять тебя из вежливости.
– Знаешь, у меня уже был заготовлен остроумный ответ, но я немного растерялся.
– Похоже, – сказал он сухим тоном, – эрекция лишает тебя изрядной доли упрямства.
– Да, это мой ахиллесов пенис.
Рассмеявшись, Оливер принялся расстегивать свою рубашку. И, с одной стороны, это было хорошо, ведь чем быстрее мы разденемся, тем быстрее займемся любовью. Но, с другой, мне тоже нужно было снять все с себя. Не то чтобы раньше Оливер никогда не видел моего торса, но это было при совсем других обстоятельствах. Просто раздеться и раздеваться на глазах у партнера – между этими двумя действиями определенно существовали серьезные и пугающие различия. Обычно я не переживал по поводу того, что мои сексуальные партнеры думали о моем теле, но, как правило, это были совершенно случайные люди.
Пытаясь ответить ему взаимной любезностью, я тоже начал скидывать с себе одежду, но тут же понял, что совершил серьезный стратегический просчет. Потому что в то время, пока я полагался лишь на свою генетику, высокий рост и пешие прогулки до работы и обратно, Оливер в поте лица работал над своим телом. Он был сексуальным аналогом замечательного, тщательно продуманного новогоднего подарка на «Тайного Санту», в ответ на который ты вручаешь его дарителю бомбочку для ванной.
– Мне, наверное, надо в спортзал? – спросил я. – И поселиться там навеки? Потому что в противном случае тебе придется привыкать к такой ужасной посредственности, как я.
– Люсьен, о тебе много чего можно сказать. Но ты никогда не будешь посредственностью.
– Нет, я говорю о моем физическом состоянии, и поверь мне…
– Прекрати. – Он поцеловал меня достаточно крепко, чтобы подавить во мне всякое желание возразить ему, его ладонь скользнула по моему обнаженному торсу, оставив за собой ощущение теплоты. – Ты красивый. Такой красивый, и я не могу поверить, что наконец-то прикасаюсь к тебе.
Мне хотелось ответить ему как-нибудь изысканно и остроумно, чтобы показать, какой я был весь из себя… изысканный и остроумный, а не просто растаявшая от страсти кучка непонятно чего. Но я смог только пробормотать:
– Хрен с тобой, Оливер.
– Боже, – его голос стал хриплым. – Мне нравится, что ты такой чувствительный. Смотри…
Его пальцы стали рисовать спирали на моей руке и плече, и от его прикосновений мурашки разбегались по телу волнами, и они напоминали те волны, которые зрители иногда устраивают на стадионах. Я пытался отреагировать звуками, которые сказали бы ему: «Да, у меня так со всеми бывало, не только с тобой», но когда он пустил в дело и свой рот, постепенно усиливая давление на мою кожу, я смог издать только… вот блин, кажется, я жалобно заскулил.
– Я так, – прошептал он, – мечтал сделать это с тобой.
Я удивленно заморгал, надеясь, что мне еще удастся спастись, пока я окончательно не развалился на части.
– Почему? У меня такие грязные руки?
– Ничего подобного. – Он толкнул меня на спину, а затем расстегнул мой ремень и стянул джинсы вместе с боксерами и носками с привычной для Оливера расторопностью и деловитостью. – Я просто хочу быть с тобой. Вот так. Хочу, чтобы ты это почувствовал. Чтобы тебе было хорошо. Мне это очень важно.
Он смотрел на меня с ужасающей серьезностью, и я понимал, что он говорил абсолютно искренно. И знаете, это было замечательно, я мог позволить себе испытывать все эти чувства. Да, это было чудесно. И неважно, что меня вдруг охватило невероятное ощущение собственной наготы, которое, как ни странно, даже не было связано с тем, что я остался совсем голым. И неважно, что каждый раз, когда Оливер прикасался ко мне, он будто переделывал меня своими прикосновениями. И уж тем более неважно, что мне так сильно всего этого не хватало, но теперь, получая желаемое, я не знал, как мне этим распорядиться.
Оливер между тем начал снимать с себя оставшуюся одежду: рубашку, брюки и так далее, побросав все в кучу рядом с кроватью. Я уже почти забыл, как много значит этот момент – когда ты в первый раз видишь, как твой партнер раздевается, как срываются все покровы таинственности, как вы познаете друг друга, раскрываете друг перед другом все ваши секреты и несовершенства, и как реальность может превзойти все фантазии. Самое удивительное, что Оливер всегда казался мне каким-то не совсем реальным. Я хотел его с самого начала – с той ужасной встречи на той ужасной вечеринке, – но это было сродни желанию заполучить дорогие часы, выставленные в витрине ювелирного магазина. Такое же восхищение, смешанное с легким раздражением, когда видишь что-то идеальное, недостижимое и немного искусственное.
