– Заставь меня, – прорычал я ей в лицо, так близко, что мог видеть каждую рыжую веснушку, украшавшую ее нос.
– Это сексуальное домогательство, – она задыхалась от смеха.
– Не позорься. – Я прижал ее к дивану. Мой пах касался ее, губы – ее щеки, и только она могла меня слышать. – Держу пари, если я запущу свои пальцы под это причудливое платье и отодвину твои трусики, то узнаю, что ты вся мокрая и готова к встрече со мной. У меня бы ушел час, чтобы все там высушить.
Она замерла подо мной, и я выпрямился, глядя на нее сверху вниз. Ее синие глаза такие большие и любопытные. Интересно, она все еще девственница? Инди с другим парнем. Не мог себе этого представить, и не потому, что был увлечен или из-за всякой подобной сентиментальной чуши. Она казалась слишком сдержанной. Слишком правильной.
– Алекс, – предупредила она, будучи довольно напуганной, чтобы пошевелиться подо мной, зная, что мой член в опасной близости от ее киски.
Это дико, но в то же время идеально. Это. Я сверху, на ней. Единственное, что нас разделяло, – ткань и идиоты, смотрящие на нас из дверного проема. Ее тело дрожало, пытаясь сделать выбор между вожделением и здравым смыслом, и я мог ощущать эту дрожь под собой. Я наклонился ниже к ней, когда какой-то придурок схватил меня за ремень и скинул с нее.
– Отвали от нее, ты, придурок, – рявкнул Лукас. Когда я повернулся, он выглядел взбешенным и пунцовым, точно поросенок Бейб. – Ты сошел с ума!
– Как и она. – Я выудил пачку сигарет из заднего кармана и закурил, выпуская дым ему в лицо. – Это называется страсть. Тебе не суждено узнать такое чувство, даже если оно будет ссать тебе прямо в рот.
– Ты даже не представляешь, какой ты ублюдок!
– Представляю, живу с этим. Извини, святой Лукас. Не все из нас могут соблюдать такие высокие моральные стандарты.
– Алекс! – пожурила меня Инди.
Хорошо. Я замолчал.
Поездка до отеля прошла в тишине. Инди смотрела в окно, Лукас – на меня, Блэйк – в телефон, Элфи – на свои часы.
– Я жду трех фанаток через полчаса. Как думаете, успеем вовремя? – Элфи выпятил нижнюю губу.
Все застонали, а я кинул ему в лицо голубой медиатор, который он бросил мне в Лос-Анджелесе.
Он рассмеялся.
– Ой, круг замкнулся.
В холле я уселся на пол у своей комнаты, Инди сделала то же самое. Было уже за полночь, и все разошлись по своим номерам. Лукас не стал рисковать и раздражать меня, слоняясь вокруг нее. У Инди была с собой сумка, куда она запихнула недошитое платье, то, над которым работала за кулисами.
Я достал блокнот и «Маркер» из чехла для Тани и стал смотреть на свою музу, ожидая, что она сполна напоит меня своей душой.
Знаю, что я не заслуживаю ее.
Знаю, что она не заслуживает всего этого.
Знаю, как хреново все на самом деле, но не могу остановиться, потому что хочу мести. И альбома. И утешения. А Инди? Она получит свои деньги – черт, я бы даже накинул сверху пару сотен тысяч, чтобы подсластить пилюлю, – и я останусь для нее тем, чем всегда был для всех остальных. Хорошей историей, которую можно рассказать подругам на девичнике, будучи в хлам пьяной. Однажды я переспала с рок-звездой, и это было крышесносно.
– Над чем работаешь? – Я указал подбородком на ее сумку.
Она улыбнулась.
– Что?
– Ничего. Просто ты единственный, кто спрашивает меня о подобном. Большинство просто говорит что-то, понимаешь?
– Ты не очень скучная и ты здесь, поэтому можешь смело выкладывать.
– Платье. Для Парижа. Моего самого любимого города.
– Я думал, ты раньше никогда не летала.
– Так и есть! – Она взмахнула ресницами и по-девчачьи похлопала в ладоши. Выглядело так смешно, почти мило.
– Выглядит так, словно сшито из лоскутков, – заметил я. Там были белые, розовые и кремовые лоскутки, соединенные вместе в хаотичном порядке. Как одеяло в технике пэчворк.
Она коснулась ткани своими тонкими пальцами.
– Немного страшненькое. Но разве не замечательное?
Моя очередь ухмыляться. Я провел пальцами по струнам Тани.
– Ты находишь красоту в уродстве? Расскажи об этом.
Она выпалила следующие слова на одном дыхании. Словно давно хотела сказать мне об этом. Дожидалась наших полуночных свиданий.
– Самые важные вещи невозможно увидеть глазами.
Глаза мои распахнулись. Я бы узнал эти слова где угодно.
– Маленький принц.
– Читал? – спросила Инди.
Я фыркнул.
– Повтори еще раз.
Она сжала кончик моего ботинка, пристально глядя на меня. Я действительно собираюсь рассказать ей об этом? Ну и ладно. Почему нет?
– Моя семья далека от чтения. Не думаю, что, кроме Библии, у нас в доме вообще были книжки. Мы были чертовски бедны. Но у моего отца был брат, Джордж, который жил в Ноттинг-Хилле. Он зарабатывал на жизнь сочинением песен для детских шоу. Я мечтал жить с ним, но Джордж был ужасным бабником и пьяницей. Несмотря на это, он любил меня, хоть и не настолько сильно, чтобы ради меня бросить свои пагубные привычки. Когда мне исполнилось восемь или девять, Джордж сделал мне подарок на день рожденья. Подарил «Маленького принца» в твердом переплете. Он пообещал купить мне гитару, если я смогу понять смысл этого произведения. Он говорил, что ни один музыкант не заслуживает и щепотки успеха, пока действительно не познает смысл жизни. А еще он сказал, что догадается, если я обману его, расспросив об этом у кого-то другого. Но я никогда бы не стал этого делать. Я хотел заслужить эту гребаную гитару. Хотел заработать ее честным трудом. Эта книга не отпускала меня несколько лет. Каждый год мы виделись с дядей на Рождество, и я испытывал удачу, пытаясь расшифровать смысл написанного Экзюпери. Все, что я получал в ответ – это чепуха про идиота, который просил людей нарисовать ему овцу. Спустя два года после получения книги, побитый жизнью и видавший виды, испробовав кнут и пряник, – до меня дошло. Все настоящие смыслы скрыты. Жизнь полна секретов, и ограниченных людей, и сладких, пустых разговоров, в которых нет смысла. Реально то, что скрыто в нас. Важно то, что мы чувствуем. В тот день я позвонил дяде, и он подобрал меня в Уотфорде, хотя я мог доехать на поезде. Именно тогда у меня появилась Таня. Тогда-то и изменилась моя жизнь.
Я провел по всей длине своей акустической гитары. Я перестал играть на Тане во время концертов несколько лет назад, но всюду продолжал брать ее с собой – вы же не выгоните любимую бабулю лишь потому, что она стала слишком стара, чтобы печь ваш любимый пирог. Таня же была моим первым и единственным настоящим другом. Инди круговыми движениями водила рукой по ткани и кивала.
