Я прикусила нижнюю губу и закрыла глаза. Алекс взял меня за руку, как обычно не очень нежно. С той долей грубости, которую я научилась любить. Он провел меня вперед, и я услышала, как дверь открылась и закрылась.
– Открывай.
Я была очарована еще до того, как полностью открыла глаза. Ткани. Сотни и сотни тканей. Кружево. Атлас. Бархат. Шифон. Органза. Цвета. Столько красивых цветов, сливающихся в карнавал красоты. Красный цвета мерло. Электрический розовый. Райски синий. Металлический серебряный. Насыщенные, мягкие и притягивающие. Мне хотелось гусеницей завернуться в них. Плавать в них. Жить в них. Любить в них. Я побежала в угол, где длинными рулонами лежал бархат, разложенный по аккуратным полочкам в огромной комнате, выполненной в классическом стиле.
– Идеально, – воскликнула я. – Это все, что нужно.
– Ты – это все, что нужно, – услышала я в ответ. Он все еще стоял у двери.
Я повернулась. Алекс засунул руки в карманы, а его взгляд казался теплее привычного безразличия. Кому-то могло показаться, что он сдался и принял наши отношения. Но я не такая наивная. В нем горел огонь, и однажды он его поглотит. Скоро. Вот почему сегодня утром я написала ему поэму.
Поэму, которую однажды отдам ему.
Скоро, когда мы будем прощаться.
Скоро, когда мне нужно будет все забыть.
Алекс
Парни присоединились к нам только в Париже.
Что было чертовски хорошо, потому что каждая минута наедине с Индиго – «Инди» – «Стардаст» – Беллами помогала мне дышать полной грудью. Не то чтобы мне не нравились мои товарищи. Нравились, но в моем испорченном стиле. Несмотря на все, что они сделали, а может, как раз из-за этого, я знал, что они всегда поддержат меня. Но я также не мог не признать, что и сам не был в лучшем душевном состоянии.
Меня нужно было приручить.
Что они и пытались сделать.
И тогда монстр во мне вырывался наружу.
Когда я проводил время с Инди, монстр пятился назад. Конечно, Стардаст тоже следила за мной, но она – не они. Она простая, чистая. Мы не застряли между стенами прошлого – фундамента, который медленно разрушался с каждым тихим телефонным звонком и невинной ложью мне во благо.
К тому времени, как мы сели на самолет в Париж, после концерта в Кембриджском замке, я больше не злился на Блэйка и Лукаса. Это неуловимое чувство отрешенности, которое нельзя купить, употребить и контролировать дозами дури или янтарной жидкости, казалось мне непривычным. Я был счастлив, но не мог контролировать это чувство.
Оно пришло ко мне маленькими, равномерными дозами. Оно пришло ко мне в виде всего хорошего, что нужно пережить – со временем, приложив усилия и проявив осторожность.
Оказавшись в Париже, Стардаст светилась от счастья, словно тысяча светлячков, и я забыл, кто я такой.
Я забыл, что меня зовут Алекс Уинслоу.
Я забыл, что все пойдет прахом.
И я позабыл все ошибки, накопившиеся за годы славы.
Что ж, мне придется все вспомнить.
Глава двадцать седьмая
Инди
Париж, Франция
Как понять, что ты влюбился?
По поцелуям. Осознала, что влюбилась, когда поняла, что открываю глаза во время поцелуев с Алексом. Мне больше не нужно было их закрывать, чтобы сосредоточиться. «Задергивать занавес», чтобы, так сказать, почувствовать магию. Алекс был той самой магией. И каждый раз, когда мы целовались с закрытыми глазами, я скучала по нему. Невозможная банальщина, да. Тошнотворно, но все равно правда.
Стоя под Эйфелевой башней, Алекс сказал мне, что за последние несколько недель его жизнь переменилась, что каждый его вдох буквально наполнился смыслом.
– Помнишь, как в Берлине я попросил тебя сесть у сцены, чтобы я мог тебя видеть? – спросил он. Я кивнула, делая глоток из стаканчика. В Париже кофе был вкуснее. Если задуматься, то в Париже все было лучше. Алекс дернул за воротник моего пальто, притягивая меня к себе, и наши губы соприкоснулись, когда он произнес: – То, как ты смотришь на меня, когда я пою и играю, каждый раз напоминает мне, почему я начал и хочу этим заниматься. Напоминает, что ничего другого я просто не умею. И хотя есть нечто трагичное в человеке с единственным предназначением, благодаря тебе мне стало легче.
– Как чувствует себя твоя душа в эти дни? – улыбнулась я.
– Очищенной, – ответил он.
Если бы я только знала, что мы в последний раз разговариваем с Алексом вот так – спокойно, ни о чем не беспокоясь, я растянула бы этот миг насколько это возможно. Одарила бы его еще несколькими поцелуями под идеально голубым небом. Но я ничего не подозревала, и нам нужно было вернуться в отель и подготовиться к благотворительному гала-концерту. Не знаю, осознавал ли это сам Алекс, но все это время на его лице сияла улыбка. Даже когда Блэйк заставил его выпить отвратительный травяной чай для голосовых связок. Или когда Лукас сел между нами и смотрел на него с тем же страдальческим и раздраженным выражением лица, какое появлялось только при виде Алекса. Черт, он даже посмеялся над совершенно неуместными шутками Элфи.
Последнее, что я помню из того дня, – это как мы сидели на «кухне», ожидая лимузин, который отвез бы нас на мероприятие. Элфи задержался у входа с несколькими фанатками, Блэйк звонил Дженне, а Алекс, Лукас и я сидели в лобби отеля и попивали апельсиновый сок из бокалов для шампанского. Помню выражение лица Лукаса, когда Алекс усадил меня на колени после того, как я вышла из ванной. Алекс обхватил мою талию руками и раздвинул стройные бедра, чтобы мне было удобнее. Поигрывая краем моего платья, он говорил о делах с человеком, которого прилюдно называл Французский «Костюмчик» Номер Три.
Помню, что решила, будто все поняла неправильно.
Я даже помню звук упавшей монетки.
Но больше всего я помню мои вопросы: «Почему? Как? И как долго?»
Я понятия не имела, что получу ответы на них той же ночью.
И как только разберусь в них, то сразу же захочу их забыть. Навсегда.
Войдя сквозь огромные двойные двери шато, мы услышали песню Blackbear «Do Re Mi». Весьма символично, учитывая, что эта песня описывала историю Алекса и Фэллон. Фэллон, которую я ненавидела, даже не будучи знакомой с ней лично. Мы пока так и не пересеклись с ней, но она была повсюду. В комнате было тяжело от ее невидимого присутствия, и я знала, что речь идет не о «Если», а о «Когда». Весь этот вечер казался мне одним большим средним пальцем, направленным в мою сторону, и я даже не знала почему.
Меня ждал Париж.
Я мечтала об этом бале.
Мне ужасно хотелось похвастаться своим платьем. Парижским Платьем, как называли его остальные.
На всех были маскарадные маски. Серебряные, золотые, черные и синие цвета скрывали красивые лица богатых гостей. У меня была кружевная маска белого цвета с завитками над глазами. Алекс надел простую черную маску Зорро, которая еще больше подчеркивала его волевую челюсть. Элфи, конечно же, выбрал яркую маску с перьями и блестками. Его игривость раздражала меня.
