Дверь закрылась.
Я схватил мексиканскую еду Элфи и швырнул ее в стену, глядя, как черные бобы сползают вниз.
Гуакамоле прилип к обоям, как бетон, борясь с гравитацией. Я нервничал и даже не знал почему.
Новый альбом?
Новое турне?
Новенькая?
Уилл Бушелл?
Предстояли перемены, и на этот раз не было волшебных средств, способных снять напряжение.
Глава третья
Инди
– Итаааак. Рассказывай, сестренка. Какой он из себя?
Отвратительный. Великолепный. Грубый. Сексуальный. Взвинченный. Остроумный. Задумчивый. Невыносимый. Тревожный. Сложный. Все это и даже больше соединилось в Алексе Уинслоу, но семье не нужно было знать. Наташа уже сходила с ума от мысли, что я уеду на три месяца. Я закрыла кран и вытерла руки кухонным полотенцем. Мы жили на старом бульваре Пико в однокомнатной квартире, где шум от холодильника громче, чем от шоссе, а желтые стены были еще более голыми и унылыми, чем стриптизерши в клубе прямо под нашей квартирой.
– Нормальный, как мне кажется. Среднестатистическая рок-звезда. Дымит как паровоз. До чертиков самовлюбленный тщеславный придурок. – Я замолчала, стараясь смотреть куда угодно, только не на брата и его жену.
Наташа оторвала взгляд от тарелки с пастой, а Крэйг продолжал просматривать объявления о работе в ежедневной газете, глотая пиво. Он уже дошел до той степени отчаяния, когда отправляешь свое резюме куда угодно, даже если вакансия, размещенная на Крэйгслист
[10], едва подходит. Он шутил, что сайт назвали в его честь и в честь монстра, в которого он скоро превратится, если не найдет работу. Крэйг был готов обивать пороги домов и умолять дать какую угодно работу – выгуливать собак, поливать цветы или даже почку продать. Мне было больно видеть его в таком состоянии. Особенно учитывая тот факт, что он отказался от стипендии в колледже, чтобы вырастить свою младшую сестренку, потому что однажды его родители, шедшие домой после празднования двадцатой годовщины со дня их свадьбы, так и не вернулись.
– Перестань нести чушь, Инди. Ты никогда не говоришь о людях плохо. Если он и придурок, то мирового уровня, что меня совсем не удивляет. Покажи мне знаменитость, которая не является сволочью. – Крэйг сел обратно на свое место, и черное облако злости повисло над его головой. Стул скрипнул под его весом. Наташа стучала вилкой по тарелке. Крэйг допил пиво и поставил банку рядом с еще двумя, выпитыми ранее.
– Добавки? – я указала подбородком на тарелку, игнорируя тот факт, что брат напился, а мы не могли позволить себе даже пачку парацетамола для Зигги.
Наташа покачала головой.
– Там как раз на завтра. Спасибо.
– Экономить макароны. Не очень рок-н-ролльно. Думаю, ты теперь слишком хороша для нас, Инди, – сказал Крэйг, но мы проигнорировали его замечание.
Я вымыла посуду. Кухня была маленькой и забитой до отказа – кастрюлями, контейнерами, фотографиями в рамках, которые хранили все радостные, грустные и смешные воспоминания. Зигги спал в своей колыбельке в гостиной. Сейчас нам удалось взять под контроль инфекцию, которая мучила его. Но все мы знали, что с наступлением зимы это изменится.
Нэт встала позади меня, обняла за талию и положила голову мне на плечо.
– Ты не должна этого делать. Ты же никогда не летала. Даже из Штатов не уезжала. Мы все еще можем справиться своими силами. У меня есть временная работа на Венис Бич
[11], по крайней мере, до октября. И Крэйгу обязательно скоро что-нибудь подвернется…
Я повернулась, взяла ее за плечи и улыбнулась.
– Триста тысяч долларов за то, чтобы потусить с рок-звездой. Ты прикалываешься? Разве от такого может отказаться девушка в двадцать один год?
– Да, – отрезала она, положив руку на мое старомодное оранжевое платье. – Если речь идет о тебе. Я тебя знаю. Все, чего ты хочешь – это шить и играть с Зигги. Ты же мать всех интровертов. Когда мы смотрели «Парень из пузыря»
[12], ты завидовала бедному мальчику, который жил в одиночестве.
Туше.
Мне не нужно было напоминать о моем затворничестве. Но, возможно, в этом и есть прелесть предстоящей работы. Выбраться из своей раковины – как раз то, что нужно. К тому же у меня останется множество воспоминаний о прекрасных и неповторимых приключениях. Новые запахи, виды и вкусы на языке из всех чудесных мест, которые я всегда мечтала посетить.
– Нэт, честно, даже если бы я попыталась, я бы не смогла устоять.
– Ты же сказала бы нам, если бы не хотела ехать? – спросила она, и я гадала, видит ли она мой страх, скрытый за улыбкой.
– Да, Инди. – Крэйг встал и направился в гостиную, все еще не сняв пижаму. – Не думай, что должна жертвовать собой. Мы прекрасно справляемся. Несмотря на то что мы должны за квартиру, электричество и счета на оплату врачей Зигги. Ой, да и жить еще надо на что-то.
– Крэйг, – прошипела Наташа, гневно посмотрев на мужа.
Он ушел, его горький смех отражался от стен. Минутой позже дверь в спальню захлопнулась. Зигги застонал, выражая недовольство внезапным шумом. Время застыло, пока мы ждали, когда снова послышится тихое сопение малыша.
Теперь я понимала, почему брату не удается найти работу. Но ведь он не всегда был таким язвительным, грубым и не знающим меры. Когда-то давно Крэйг был прелестным, добрым парнем, который завоевал сердце Наташи Брокхаймер, распевая у нее под окном песни Алекса Уинслоу. У нее были наисветлейшие волосы, невероятно загорелые ноги и самый богатый папа в Беверливуд. Ее не волновало, что Крэйг бросил колледж, чтобы заботиться обо мне. Но не ее родителей. И когда она забеременела в двадцать два, они сказали, что не хотят иметь ничего общего с ней, Крэйгом, Зигги и мной.
Некоторое время Крэйг держался на позитиве. Он работал на двух работах, помогал с Зигги и делал Наташе массаж ног каждый вечер, говоря, что мы преодолеем все трудности. Но потом его уволили, он начал пить, и бодрое настроение, массаж ног и надежда исчезли из наших жизней, сменившись удушливым облаком безнадеги.
– Пожалуй, я пойду спать. Спасибо за все. – Я дернула Наташу за светлую кудряшку. Я спала на диване рядом с кроваткой Зигги. Это было удобно, потому что несколько раз за ночь он просыпался от жажды.
Кто будет давать Зигги чашку-непроливайку, когда я уеду? Я оставила вопрос без ответа, позволив ногам провести меня мимо дивана к моему белому велосипеду, – единственной дорогой вещи, которую я могла себе когда-либо позволить. Мама купила мне велик, когда мне исполнилось четырнадцать. Он был сделан в Париже, моем любимом городе, хотя я там даже ни разу не была.
