Она говорила тихо и осторожно, и почему парень рядом с ней все еще не ударил меня? Сиди я рядом с ней, я бы пустил в ход кулаки, как только какой-то парень подошел бы к моей девушке. Моей девушке. Была ли она его девушкой? Меня начинало тошнить.
– Когда будет подходящее? – спросил я, все еще стоя близко к ней и глядя на нее слишком напряженно. Она взглянула влево, потом вправо и сдула локон, выпавший из ее косы.
– Не знаю, в восемь? Ты все еще будешь поблизости?
Буду ли я еще поблизости? Я не собирался, черт возьми, уходить из ее района, пока мы нормально не поговорим. Я кивнул, показывая на ребенка. Я должен. Пусть я и знал, что ответ в любом случае мне не понравится, хотя и совсем по другим причинам.
– Я буду ждать у двери. Один только вопрос, Инди. Он мой?
Она посмотрела на ребенка, улыбнулась ему, и он улыбнулся ей. Ох, черт, она казалась идеальной, настоящей мамой. Инди открыла рот и ответила мне, глядя на малыша.
– Нет.
Инди
Я знала, что он ждет там, поэтому медлила.
Алекс никогда не умел ждать. Он получал все быстро, экстренно и легко. Мне хотелось посмотреть изменился ли он. Это было глупо и мелочно, но также необходимо.
Я сидела с внуком Клары, Грейсоном. Папа Грейсона, Олли, раньше вернулся с работы и решил присоединиться к нам в парке. Не было ничего удивительного в приходе Олли, а вот Алекса Уинслоу я совершенно не ожидала там увидеть.
После возвращения Алекса в США я искала убежище, где он не смог бы меня найти. Мне позвонила Клара и сказала, что сломала бедро и не может в ближайшие месяцы присматривать за Грейсоном. Она спросила, нужна ли мне работа, поскольку я друг семьи и хорошо ладила с ее сыном и его женой Тиффани. Я сразу же ответила согласием. Деньги мне не особенно требовались, но я нуждалась в компании и временном пристанище, пока Алекс не уедет в реабилитационный центр.
Мне нравилась моя работа, но это не значило, что мне нравилась моя жизнь.
Я ненавидела свою жизнь. В ней не было Алекса, а это худшее существование, если ты хоть раз вкусил отношения с рокером.
Я думала об этом, гуляя по фермерскому рынку, глядя на ряды клубники, персиков и банок домашнего джема, но не касаясь их. Только две недели назад я перестала просыпаться в слезах, ненавидя себя за то, что скучаю по нему.
Потому что я скучала. Каждый божий день.
Я скучала по человеку, который знал, ну или, по крайней мере, подозревал, что его подружка убила кого-то той ночью.
По человеку, который осознанно скрыл преступление бывшей любовницы.
Этот человек мог бы спасти мою маму, если бы был настойчивее, упрямее, не таким пресыщенным, пьяным и уставшим от жизни. Потому что я знаю: он сделал это не из любви к Фэллон.
Когда любишь, хочешь исправить.
Когда любишь, не помогаешь уничтожать.
А разве не это Алекс пытался сделать прямо сейчас? Исправить наши отношения?
Я знала, что брат и невестка не станут возражать, если я выслушаю Алекса. Я даже понимала, что Алекс заботился обо мне изо всех сил. Каждую неделю он посылал мне чеки. Дженна помогла Крэйгу найти место технического работника в ее офисном здании. В тот день, когда Крэйг, Нэт и Зигги переехали, ко мне пришел Лукас, чтобы установить новую систему безопасности и помочь покрасить стены. Хадсон приходил почти каждую пятницу, чтобы вместе поесть суши и посмотреть «Сплетницу».
Они все приходили с добрыми намерениями.
Даже Фэллон не хотела навредить, но навредила в любом случае, поэтому сейчас ждала суда. Я не знаю, что Уилл думал обо всем этом, и иногда, когда я вспоминала его, хотя и не часто, мне было жаль его.
В семь тридцать я признала поражение и направилась домой. Я еще не знала, что скажу Алексу и смогу ли простить его. А это само по себе безответственно и опасно по отношению к моему бедному сердцу.
Он ждал меня в коридоре перед нашей дверью, подтянув к себе длинные ноги – места тут было мало. Алекс был высоким, стройным и таким же красивым, каким я его помнила. Остановившись, я сжала перила, пытаясь собраться с мыслями. Костяшки на руке побелели.
Он заметил меня и поднялся на ноги. Мы стояли, пристально глядя друг на друга.
– Больше похоже на полночь, – сказал он. Я улыбнулась против своей воли.
– Ты в порядке? – прошептала я.
– Он правда не мой? – его глаза светились.
Я покачала головой.
– Нет. Он сейчас со своим папой, – я имела в виду Грейсона.
– Ладно, – он кивнул. – Ладно. Ты слушала…
– Да, – оборвала его. Как можно пропустить песню о себе, когда по всем современным радиостанциям Америки ее крутили чаще остальных?
Две души слились в темноте некрополя звезд,
Забавно, что когда появилась ты в моей жизни, я считал, что все не всерьез.
Я не думал ни разу, что хочу тебя сделать своей.
В твоих глазах отражались осколки жизни моей.
В полночь, когда небо стало играть синевой,
Ночь стала нашей, и мы остались вдвоем с тобой,
В полночь, когда ты от страхов спасала меня,
Я целовал твои слезы, что были жарче огня.
И секунды тянулись словно года,
В полночь, когда целовал я твои губы, кожу, глаза.
Ты сияла яркой опасной звездой
В полночь, когда я сказал, что не буду с тобой.
Мы расстались, разбив друг другу сердца,
И я думал, что больше не увижу тебя никогда.
Когда-то давно я хотел быть чьим-то рыцарем на белом коне,
Когда-то давно я думал, что видел свет в вышине,
А потом, как лазурная пыль, ты упала на меня с потолка,
И научила меня настоящей любви – любви дурака.
Ты взяла мое сердце зубами и держала его,
А я умолял тебя сжать челюсти мне же назло,
Ведь так безумно, о, так безумно полюбил я твое тепло.
И в полночь, когда небо стало играть синевой,
Ты учила меня чувствовать и двигаться вместе с тобой.
В полночь, когда мои губы прильнули к коже твоей,
Между нами не осталось закрытых дверей.
Хоть ты и сказала, что лишь ради денег со мной,
В полночь я завладел твоим телом, сердцем, душой,
Но ты можешь смеяться последней, ведь я теперь твой.
Мы собираем осколки по полу в полночь, когда
Осознали с тобой, что вместе будем всегда.
Он даже использовал строчку, написанную мной для него.
