«Сделав измерения с противоположного берега Сона с помощью хорошего секстанта… я смог вычислить высоту пика, называемого Мангешвар, которая составила 480 ярдов над уровнем реки…» [Колбрук 1930: 182]. «27 января на рассвете термометр показал 24°F, а спустя десять минут после восхода только 26°. Вода замерзла в латунных сосудах, многие водоемы покрылись ледяной коркой, и она оставалась на них в тени через час после восхода. А иней на траве и земле даже через два часа. Днем температура поднялась до 62°, а к 10 часам вечера опустилась до 31°. Термометр, который использовался всю ночь, покрылся сосульками утром 28 числа и оставался на отметке в 21° после восхода. Другой термометр, находившийся в сумке, показывал 22,5° и поднялся до 24°, как только его извлекли из нее… Такой сильный холод между 23 и 24 широтой подтверждает общепринятое мнение, что климат в дикой местности холоднее, чем в окультуренном ландшафте. Хотя мы пересекали гористую местность, но это не было достаточно убедительным объяснением такого экстремального холода в тропическом климате» [Там же: 193].
Он досадовал от невозможности совместить собственные измерения дороги с местными «показателями». Пытаясь делать привалы в наиболее приспособленных к этому местах, путники
«сполна испытали на себе неразбериху с расстояниями… В этой части Декана единицей измерения является гондский кос (gondi cos), который равен двум мегхелейским косам (megheli или gao cos), а тот в свою очередь немного меньше банджарского коса (benjari cos). Четыре, если не пять разных систем исчисления, имеющих сходное название, являются источником постоянных трудностей; при такой большой единице измерения, эквивалентной 4–5 милям, ошибка при оценке дневного расстояния может составлять до четверти ее значения. Иногда мы даже ошибались на треть и часто обнаруживали, что наш дневной переход был намного длиннее или короче по сравнению с изначально предполагаемой дистанцией. По всему Индостану расстояния, как правило, измеряются в простых косах (common cos), и расчетная длина обычно не сильно отличается от реально вымеренной»
[86] [Там же: 211].
Вторая англо-маратхская война
Что касается дипломатической миссии Г. Т. Колбрука, она оказалась неудачной. Ему так и не удалось получить четкого согласия раджи на альянс с низамом и британцами
[87]. В 1800 г. последние поставили условием такого союза размещение своих вспомогательных (субсидиарных) войск на территории нагпурских владений. Для раджи было неприемлемо вступить в отношения с Ост-Индской компанией, предполагавшие фактическую утрату его независимости, которую он только-только смог укрепить
[88]. В 1801 г. Р. Уэлсли отозвал Колбрука из Нагпура
[89]. Однако за это время в пользу британцев закончилась Четвертая англо-майсурская война, в результате которой Ричард Уэлсли подписал субсидиарные договоры с Майсуром (1799) и поддержавшим Типу Султана Хайдарабадом (1800), поставив их внешнюю политику под свой контроль. Аналогичные договоры были заключены с навабом Ауда (1801) и Ананд-равом Гайквадом, раджой Бароды (1802), который объявил о независимости от маратхов и признал сюзеренитет британцев. Основные силы на субконтиненте были нейтрализованы – только в центре оставались все еще мощные маратхи. В 1802 г. в Пуне опять началось соперничество за трон пешвы, вылившееся в открытое столкновение между действующим пешвой Баджи-равом и Даулат-равом Синдией, с одной стороны, и Яшвант-равом Холкаром, с другой. Бежавший в стан британцев Баджи-рав 31 декабря подписал Бассейнский договор, по которому при дворе пешвы должны были постоянно находиться 6 тысяч английских солдат, для их содержания дистрикты с доходом более 2,6 млн рупий передавались под контроль Ост-Индской компании, пешва не имел право самостоятельно заключать какие-либо внешнеполитические соглашения. Для других членов Маратхской конфедерации договор стал поводом к войне. В результате нескольких победных для британцев битв (битва при Ассаи с соединенной армией Даулат-рава Синдии и Рагхуджи II, который отступил и предопределил поражение Синдии; битва при Аргаоне с армией Рагхуджи II, битва за крепость Гавилгарх с Рагхуджи II; несколько битв под Дели и Агрой с Синдией; битвы с Холкаром на территории его княжества Индора) с каждым из князей были заключены договоры, лишавшие их не только части территорий, но часто и самостоятельности в принятии внешнеполитических решений. По договору, подписанному Рагхуджи II в декабре 1803 г. в местечке Деогаон, где располагался лагерь командующего британскими войсками Артура Уэлсли, он лишался Ориссы, включая дистрикт и форт Баласор
[90], отказывался от любых территориальных притязаний западнее реки Вардха, т. е. лишался Берара, однако сохранял за собой взятые британцами крепости Гавилгарх и Нарналу, не имел права принимать на службу французов или европейцев – подданных воюющих с Англией стран, британцев без одобрения правительства Бенгалии, а также обязался обменяться резидентами, постоянными представителями при дворах каждой их сторон
[91]. Этот договор сократил ежегодные доходы Рагхуджи чуть менее чем наполовину – на 45 лакхов. Британцы же в результате событий на рубеже XVIII–XIX вв. получили контроль почти над всем побережьем Индостана от Калькутты до Гуджарата за исключением Траванкура и небольшой области вокруг Гоа.
Индия в 1805 г. [Мэлком 2014: 176]
Глава 3
На другом конце континента: индийские муслины и английские мюль-машины
Пока на просторах Индостана шли жаркие баталии, велись хитрые дипломатические игры и параллельно тщательно исследовались земли, в Англии носили прекрасные индийские муслины. В 1835 г. Эдуард Бейнс, автор «Истории хлопчатобумажной мануфактуры в Великобритании», так оценивал их качество:
«Индийцы во все времена были недосягаемы и абсолютно совершенны в производстве тканей из хлопка. Кажется, что некоторые из них были изготовлены феями или насекомыми, но никак не людьми… Из-за красоты и дешевизны индийских муслинов, чинца, набивного ситца был период, когда почти все мануфактуры Европы разорились, не выдержав конкуренции. В XVII в. датская и Ост-Индская компании импортировали эти товары в больших количествах. Они пользовались большим спросом для пошива женского и детского платья, для драпировок и обивки мебели, грубые ткани шли на подкладки… Всего немногим более ста лет назад хлопковые изделия из Индии были столь прекрасны и дешевы, что почти все правительства Европы размышляли о необходимости запретить их ввоз или обложить их высокими пошлинами, чтобы защитить собственное производство» [Бейнс 1835: 56, 77, 81].
