Работы начались в 1847 г., и к 1852 г. водозаборная плотина на Годавари была готова. Являясь лишь частью запланированных работ, она не обеспечила судоходство по реке, однако «с успехом заарканила воду для орошения 700 тыс. акров прилегающих земель» [Лалвани 2016: 119]. Если предлагаемая железная дорога в Бомбей должна была ускорить движение нагпурско-берарского хлопка на запад, то проект Коттона направлял его прямо в противоположную сторону – на восток. Оба эти пути выглядели более предпочтительными по сравнению с традиционным северо-восточным направлением в Мирзапур и Калькутту, оба варианта тщательно прорабатывались. Очевидно, что британцы всяческими способами пытались вытащить хлопок из глубины субконтинента к любой точке на побережье.
Предложив в качестве альтернативы железным дорогам навигационные проекты, А. Коттон положил начало длительному спору относительно преимуществ тех или иных видов коммуникации в Индии, который в полную мощь развернулся позже, когда в колонии появилось уже изрядное количество железных путей. Сама же книга об общественных работах стала своего рода реакцией на недостаточность усилий Ост-Индской компании в деле развития индийской инфраструктуры и способом привлечь внимание общественности к наиболее насущной проблеме колонии. Об этом же много говорил Дж. Бриггс во время работы парламентского комитета по хлопку. Его члены поинтересовались, не влияет ли на постоянный дефицит индийского бюджета тот факт, что правительство Индии выделяет недостаточно много денег на общественные работы. Ответ Бриггса был таков: «Несомненно; правительство, когда нуждается в средствах на войну, делает займы и влезает в многомиллионные долги, аналогичные займы на строительство дорог очень невелики, хотя они помогли бы увеличить доходы страны в короткое время… Я уверен, что надежнее давать деньги под строительство дорог, а не на войну, так как первое обеспечит поступления в казну (вопросы № 1654, 1655)». «Верно ли мы поняли, – последовал еще один вопрос, – ваше утверждение о том, что расходы правительства настолько превосходят его доходы, что у него нет средств на строительство дорог?» Ответ: «Верно, у него нет излишков на эти цели» (вопрос № 1664)». Вопрос: «Верно ли, что вдобавок к нанесению ущерба финансовому состоянию страны, правительство все внимание концентрирует на войне, отвлекаясь от управления внутренними делами на улаживание отношений с внешними партнерами?» Ответ: «Боюсь, что это именно так» (вопрос № 1666) [Отчет Специального комитета 1848: 148–149].
Землевладельцы и налогоплательщики
Система налогообложения в Индии волновала коммерческие круги Великобритании в неменьшей степени, чем право свободной торговли или коммуникационные проекты, так как именно от этого во многом зависели социально-экономическое положение в колонии и соответственно условия для деятельности иностранного бизнеса. Поэтому вопрос о способах землепользования и взимания земельного налога, ставшего важной и главной статьей доходов Компании, обсуждался в 1830–1850-х гг. очень активно.
Проводившийся чиновниками на всех присоединенных к Британской Индии территориях сеттлмент (земельное урегулирование) был призван определить границы земельных владений и их собственников, что, по сути, означало выявление конкретных налогоплательщиков. В процессе сеттлментов британцы поняли, что в разных регионах Индии существовали отличающиеся друг от друга структуры социальных и экономических отношений, и это повлекло принятие различных систем налогообложения. В 1830 г. Джеймс Милль возглавил департамент переписки Ост-Индской компании, располагавшийся в Лондоне. Департамент, вопреки названию, занимался формированием экономической политики в колонии. Взяв за основу теорию ренты Давида Рикардо, Милль разработал систему, как тогда говорилось, «научного» исчисления земельного налога с учетом существовавших в Индии моделей землепользования и предложил шаги по ее практическому внедрению. В конечном итоге эта мера должна была способствовать накоплению капитала в руках производителей, улучшению их благосостояния, развитию частной инициативы, формированию рыночных отношений и в то же время обеспечению достаточного уровня поступлений в казну. При этом вслед за Рикардо Милль полагал, что лендлорды были паразитическим классом получателей ренты, живущих за счет незаработанной прибыли, на которую, по справедливости, они не могли претендовать. Поэтому Милль был сторонником того, чтобы правительство имело дело непосредственно с крестьянами, сельскими производителями, от которых, по его мнению, зависел прогресс. На практике это вылилось в следующее. Еще в конце XVIII в. Чарлзом Корнуоллисом в Бенгалии, а позднее и в некоторых других регионах (Бихар, Орисса), была введена система постоянного обложения (заминдари), в соответствии с которой владельческие права на землю закреплялись за заминдарами (или талукдарами), бывшими сборщиками налогов, на условии регулярной выплаты ими государству установленной и не подлежащей изменению суммы налога (permanent settlement). Считалось, что фиксированный налог позволит землевладельцам аккумулировать необходимые средства для дальнейшего инвестирования их в освоение новых земель и развитие сельского хозяйства. Однако законодательство практически не оговаривало отношения между землевладельцами-налогоплательщиками и арендаторами земли. В результате «заминдары, усмотрев колоссальную выгоду в разнице между уплаченным государству земельным налогом и арендной платой, которую они могли собрать с непосредственных производителей, вовсю практиковали субаренду вместо того, чтобы демонстрировать интерес к совершенствованию сельскохозяйственных методов» [Дандекар 1994: 33–34]. Это вело к крайнему обнищанию крестьянства и дестабилизации социальной обстановки. Одновременно и государство несло потери, не имея возможности повышать ставку налогообложения.
Эти недостатки заставили власти выработать более гибкую систему временного обложения (райятвари), в рамках которой собственниками земли и соответственно налогоплательщиками признавались индивидуальные производители – райяты. Внедрение этой системы было связано с именем Томаса Манро, губернатора Мадрасского президентства, где она и была введена. В дальнейшем райятвари распространилась на Бомбейское президентство, Ассам, Бирму. Эта система была несовершенной, так как по-прежнему не учитывала отношения райятов с субарендаторами, а также устанавливала слишком высокие ставки налога, насыщая казну, но губительно влияя на производителя. По словам Дж. Бриггса, Томас Манро предполагал, что размер налога должен был быть постоянным, как при системе заминдари. Однако он оказался столь тяжелым, что никогда не уплачивается в полном объеме, и приходилось ежегодно делать налоговые послабления и в каждом конкретном случае освобождать крестьян от уплаты какой-то части [Отчет Специального комитета 1848: 125].
Существовала еще одна система налогообложения, окончательно оформившаяся к 1833 г. Она называлась махалвари, или маузавари. Ее разработчиком считается Холт Маккензи. Она преобладала в Северо-Западных провинциях, Панджабе, позднее именно ее ввели в Центральной Индии. Как пишет Л. Б. Алаев, в какой-то момент «британские чиновники уяснили, что в роли землевладельцев в этих районах нередко выступают большие коллективы (а не отдельные заминдары или райяты. – С. С.), которые они стали именовать „деревнями“» [Алаев 1976: 48]. Такая деревня называлась мауза. Несколько деревень образовывали имение – махал. Жители деревни, или, как их назвал Дж. Бриггс, «пайщики» [Отчет Специального комитета 1848: 125], несли коллективную ответственность за уплату налога
[187]. Он устанавливался сроком на 30 лет. Не вдаваясь в подробности сложных калькуляций, производившихся чиновниками, отмечу, что в среднем земельный налог в Британской Индии составлял от половины до двух пятых дохода землевладения
[188].
