В подтверждение своих слов он перечислил различные свидетельства, представленные ответчиками перед Специальным комитетом по хлопку, Бомбейским комитетом по хлопку 1846 г. и т. д. «Можно привести еще много доказательств, но все они сводятся к тому, что Берар и Нагпур являются районами, где произрастает самый дешевый хлопок, и они способны удовлетворить весь английский спрос, но они недоступны из-за отсутствия железных дорог, принадлежат другим государствам, обременены наличием множества обязательных пошлин и по этим причинам не могут поставлять необходимое сырье. Правительство Индии неустанно работает над устранением этих препятствий и не безуспешно…». Далхузи упомянул согласованный план по строительству железнодорожной ветки в направлении Центральной Индии. «Но теперь перед нами открылись еще большие возможности для достижения поставленной цели. Со смертью раджи Нагпура мы можем обеспечить поставки хлопка, которые так громко требуют в Англии, непосредственно с наших территорий. Дистрикты Нагпура, примыкающие к Берару… вновь в полном распоряжении британского правительства. Я считаю, что в этих обстоятельствах беспрекословной обязанностью правительства Индии является не восстанавливать маратхское правление в Нагпуре, так как оно навечно сохранит препятствия на пути к жизненно важному объекту, представляющему существенный интерес Англии» [Там же: 40].
Джеймс Эндрю Далхузи
Далхузи неслучайно в меморандуме постоянно упоминал Берар. Всего за несколько месяцев до этого, в мае 1853 г. ему удалось переподчинить эту область, входившую в состав владений низама Хайдарабада, британскому правительству. Целый ряд событий привел к тому, что к началу 1840-х гг. правительство Хайдарабада оказалось в крайне затруднительном финансовом положении, по сути, на грани банкротства. С 1843 г. и в течение последующих нескольких лет оно не в состоянии было содержать военный контингент, который предусматривался субсидиарным договором с британцами, последние вынуждены были авансировать эти расходы. К 1853 г. долг низама английским властям составил 45 лакхов. Еще в 1851 г. Далхузи потребовал от низама передать ему в счет уплаты долга часть территорий. Переговоры были длительными и трудными. Так, полковник Катберт Дэвид-сон, занимавший пост помощника резидента при хайдарабадском дворе, писал: «Я присутствовал на переговорах 1853 г. по поводу откровенного отторжения дистрикта Берар в нашу пользу. Генерал Лоу (резидент. – С. С.) проинформировал двор, что в случае уступки британцы готовы отказаться от дальнейших финансовых претензий к княжеству. Я был свидетелем угроз и намеков на отречение от престола, которые использовались для принуждения низама принять предложение» (цит. по [Абхъянкар 1928: 127]). В результате был подписан договор, по которому хайдарабадский военный контингент переходил на содержание британцев, а в качестве компенсации Компании отписывались земли с ежегодным доходом в 50 лакхов. Таким «приписанным» (assigned) к Британской Индии районом стал Берар. Низаму ежегодно предоставлялись финансовые отчеты, поступления сверх этих 50 лакхов переводились в его казну [Газетир 1908–1931, VII]
[197]. Примечательно, что, по утверждению Г. Р. Абхъянкара, различные заявления правительства Индии безошибочно свидетельствовали о том, что передача Берара носила временный характер и служила достижению конкретной цели, обеспечению безопасности и спокойствия в княжестве [Абхъянкар 1928: 129]. Далхузи же в упомянутом выше меморандуме заявлял: «В прошлом году с низамом был заключен договор, конечно, не о полном нашем суверенитете в Бераре, но о вечном пользовании и управлении. Ост-Индская компания не извлечет из этого никакого дохода, так как излишки должны передаваться низаму, однако мы сможем освободить хлопкоробов от излишне тяжелых местных налогов и транзитных пошлин, которые господин Чэпмен считает главным препятствием для производства этой культуры в княжествах» [Документы 1853–1854: 40].
Кроме того, Далхузи обращал внимание на то, что присоединение Нагпурского княжества и Берара создаст непрерывную зону британских владений, в которую «сейчас вклиниваются чужие земли. Орисса на востоке соединится с Кхандешем на западе, а Берар на юге создаст единое полотно с расположенной севернее территорией Сагар и Нармада. Прямая линия связи между Калькуттой и Бомбеем будет проходить почти полностью по владениям Британской Индии… Если подвести итоги одним предложением, то обладание Нагпуром увеличит нашу военную мощь, умножит коммерческий потенциал и материально укрепит нашу власть» [Там же: 42].
Включение Нагпурского княжества в состав Британской Индии и присоединение Берара была частью политики аннексий, активно проводившейся в годы генерал-губернаторства Далхузи. «В добавление к военным захватам (Панджаб, Бирма), он присоединял земли, за счет возмещения задолженностей (Берар), обвинения князей в плохом правлении (Ауд), отказе в праве усыновления наследников в случае отсутствия таковых. Последний способ вошел в историю под названием «доктрина вымороченных владений» (doctrine of lapse) [Йер 2008: 7]. Именно таким образом был присоединен Нагпур, а также Сатара, Самбалпур, Джханси, Джайтпур и многие другие княжества. Такая политика далеко не всеми приветствовалась. Так, член правительства Индии Ф. Лоу в связи с нагпурскими делами выпустил меморандум, в котором призывал вспомнить принципы управления Индией маркиза Хейстингса, Томаса Манро, Джона Малколма, Маунстюарта Элфинстона, Чарлза Меткафа. Он предлагал «не допустить, чтобы вся Индия превратилась в Британскую провинцию, что могло настроить враждебно местное население». «Что касается увеличения и улучшения производства хлопка, – писал он, – то мне представляется, что у нас имеются достаточно обширные поля в южных маратхских районах и других частях Индии, включая Берар, которые находятся или в нашей собственности, или в полном нашем распоряжении, и нет необходимости для такого рода деятельности еще присоединять Нагпур» [Документы 1853–1854: 51]. Тем не менее большинство поддержало генерал-губернатора, включая Совет директоров Компании, который прислал в июне 1854 г. одобрительное письмо [Там же: 73]. 7 марта 1854 г. Мэнсел получил послание от генерал-губернатора о назначении его первым уполномоченным Нагпура (commissioner). В этом же письме содержались указания обеспечить всем необходимым семью раджи, не торопиться с кадровыми перестановками, особенно в военных подразделениях, чтобы сохранить спокойствие [Там же: 74]. Позднее Д. Э. Далхузи писал Чарлзу Вуду, президенту Контрольного Совета (1852–1855) и будущему министру по делам Индии (1859–1866): «Я хочу особо привлечь Ваше внимание к тому значению, которое имеет приобретение Берара и чуть позже Нагпура для поставок сырого хлопка и решения ваших трудностей с мануфактуристами» (цит. по [Харнетти 1972: 4]).
* * *
Как справедливо отмечает Джоанна де Грут, одной из важнейших составляющих британской имперской истории наряду с сюжетом о конкуренции между европейскими державами и их стратегическими интересами, а также о заморских колониях и инвестициях, является роль колониальной торговли и импортированных товаров внутри самой Британии. «Специи и ткани в период ранних имперских предприятий, потребительские товары с колониальных плантаций (табак, сахар, кофе) начиная с XVIII в., чай, пшеница и какао бобы в XIX в., австралийское мясо и масло… в XX в. устанавливали прямую взаимосвязь между потреблением и империей [Грут 2006: 169–170]. Через эти предметы империя втягивалась в каждодневную жизнь британцев, превращалась в ее неотъемлемую часть и становилась фактором складывания особой космополитической национальной идентичности жителей острова. Хлопок наряду с перечисленными выше товарами в Британии XIX в. стал одним из символов викторианской эпохи консюмеризма, или, в терминологии А. Бриггса, «викторианской вещью» [Бриггс 2003]. В то время как кашмирские шали, сахар, чай и кофе, будучи в постоянном обиходе или выставленными напоказ, формировали мир домашней/бытовой или праздничной и праздной каждодневности, сырой хлопок «прятался» в трюмах кораблей, товарных вагонах поездов, на складах и фабричных помещениях и организовывал вокруг себя пространство трудовой повседневности и в отличие от иных объектов колониального торга был не столь «публичен». Неслучайно Сьюзан Дэйли в книге «Империя внутри: индийские товары в викторианских романах» пришлось обращаться к жанру производственного романа, чтобы отыскать в литературных произведениях не только хлопчатобумажные платья и простыни, но и само волокно [Дэйли 2011]. Однако именно в этом пространстве трудовой повседневности совместными усилиями предпринимателей и рабочих создавалась львиная доля богатства нации и обеспечивалось благополучие посетителей чайных комнат и курительных салонов. Важность этого продукта для благоденствия Англии обусловило то, что начиная со второй четверти XIX в. он стал неизменным элементом политического дискурса. Обсуждение идей доминирования, гегемонии, прогресса, улучшения, фритреда и т. д. так или иначе было замешано на практическом интересе индустриального общества к хлопку. Последний же хотя и был викторианской вещью, но, будучи более чем на 80 % американским по происхождению, не являлся строго колониальным или имперским товаром. Цель политической борьбы внутри и вне стен парламента в описанный период как раз и состояла в том, чтобы произвести необходимую замену. К чисто прагматическому расчету примешивались складывавшиеся в эпоху имперского строительства представления о патриотизме, которые сводились к идее использования имперских товаров, инвестирования и создания благоприятных условий жизни на подвластных территориях.
