Такая перспектива выявляла новые черты англо-индийских экономических отношений, характеризующихся смещением акцента с развития сырьевой базы Индии на рост ее собственного производства. Формально такой ход событий соответствовал либеральным лозунгам, провозглашавшим, что конечная цель английского пребывания в Индии заключается в ее приобщении к благам западной цивилизации, обеспечении ее процветания и богатства, однако в реальности это не всегда отвечало конкретным интересам английских промышленников. Трудно предполагать, чтобы они, будучи заинтересованными в некотором прогрессе Индии для удобства налаживания хозяйственных связей, действительно желали ее превращения в равноправного партнера. Вполне объяснимы поэтому появившиеся в это время рассуждения о необходимости естественного развития Индии. Суть выступления в парламенте графа Генри Грея, например, сводилась к тому, что английским предпринимателям, возможно, и не стоит испытывать чисто коммерческую ревность по отношению к естественному росту численности фабрик в Индии, но для обеих стран было бы желательно, чтобы индийское промышленное производство и капитал могли развиваться своим собственным, естественным путем. Введение же пошлин создавало искусственные стимулы для развития местной промышленности. Поэтому не следовало сохранять в Индии протекционистские пошлины, которые к тому же противоречили экономическим принципам, принятым в самой Англии [Парламентские дебаты, CLXII: 2092]. Для Британии с ее развитой машинной промышленностью и дешевыми фабричными товарами это означало бы дальнейшее беспрепятственное использование Индии в качестве источника сырья и рынка сбыта. В ответ на требования предпринимателей отменить пошлины английские власти неоднократно повторяли, что повышение тарифов являлось вынужденной мерой, направленной исключительно на покрытие дефицита индийского бюджета, и утверждали, что как только необходимость в этом источнике дохода исчезнет, пошлины будут отменены [Там же: 2090]. В этом вопросе английским предпринимателям удалось частично отстоять свои интересы. В 1861 г., несмотря на продолжающиеся финансовые трудности, было принято решение о снижении пошлин до 5 % на импорт хлопчатобумажного полотна. А на следующий год пошлины были снижены до 5 % на импорт хлопчатобумажных штучных товаров и до 3,5 % – на хлопчатобумажное полотно. То, что аналогичное снижение тарифов не распространялось на другие товары, означало одно – данная мера стала результатом давления со стороны хлопкового лобби и была принята в интересах английской хлопчатобумажной промышленности.
Колониальное обустройство и хлопковый бум в Центральной Индии
Особо пристальное внимание в связи с требуемыми преобразованиями у манчестерцев вызывали районы культивирования хлопка и среди них Берар и Нагпурская провинция. Эти территории, однако, были одним из последних приобретений британцев, и в 1861 г., когда споры о хлопке в английском обществе были в самом разгаре, переживали очередное изменение статуса. В 1860 г. был подписан новый договор с низамом Хайдарабада. Поведение знати во время восстания 1857–1858 гг. было важным индикатором для британцев в выстраивании отношений с оставшимися независимыми княжествами. Проявленная князьями лояльность, отказ оказывать помощь мятежникам сулили ответное благорасположение английских властей. Так, низаму Хайдарабада, не поддержавшему восставших, британцы простили долг, а также вернули в его распоряжение Солапур, Райчур Доаб и Дарасео. Приписанным к британским землям остался только Берар. Решением административных вопросов в Бераре занимался уполномоченный (Commissioner for Hyderabad Assigned District), который подчинялся резиденту Хайдарабада. Исторически, как сообщал Мидоус Тэйлор, чиновник Индийской гражданской службы, много лет потративший на улучшение культуры хлопка в Бераре, район делился на Южный и Северный. Однако необходимость «вытаскивания» хлопка из этого региона к побережьям по кратчайшим путям предопределила дополнительное районирование в период хозяйничания там британцев: на западный и восточный Берар [Тэйлор 1863: 1–2].
Из-за удаленности Нагпурской провинции, а также примыкающей к ней территории Сагара и Нармады от центров, где располагались местные правительства Британской Индии, было принято решение соединить эти владения в отдельную административную единицу – Центральные провинции [Эллиот 1922]. С 1861 г. акты (уложения) правительства Индии стали применяться ко всем территориям Британской Индии, разделение между регулируемыми и нерегулируемыми провинциями осталось в прошлом, и Центральные провинции стали объектом общеиндийской единой политики. Генерал-губернатор Чарлз Каннинг назначил резидента Э. К. Эллиота первым Главным уполномоченным провинций. Эллиот успел сформировать новый административный аппарат, а затем вынужден был покинуть Индию из-за ухудшившегося состояния здоровья. Его место занял Ричард Темпл. Первым делом он реорганизовал полицию, что предполагало расформирование нагпурских нерегулярных частей, которые были образованы из остатков армии раджи. Отправленным в отставку военным были назначены пенсии, а взамен в полицию набраны новые люди, зарекомендовавшие себя союзниками британской власти во период сипайского восстания [Темпл 1882: 232].
Следующей по важности задачей по-прежнему было земельное урегулирование. Как пишет Темпл, к моменту его назначения исследование земель – «деревня за деревней с составлением детальной топографии местности» – велось уже некоторое время. Налог рассчитывался на срок в 20–30 лет, так же, как это делалось в Северной Индии, но он был более легким. «Нигде в Индии, – с гордостью заявлял Темпл, – держатели земли не были более довольны, чем здесь» [Там же: 237]. Занимался сеттлментом опытный специалист Джон Генри Моррис. С 1851 г. он был приписан к департаменту земельного урегулирования при правительстве Индии. К моменту прибытия в 1863 г. в Нагпур он уже оценил земли в Мултане и Северо-Западных провинциях. В Центральных провинциях он обследовал все 18 дистриктов, полностью завершив работы к 1868 г. [Лаури 1999: 295]. При еще более внимательном рассмотрении выяснилось, что в Нагпурском регионе преобладала смешанная система землепользования, отличная от классической «деревенской» (маузавари), которая была распространена на «исконных» маратхских территориях к западу от Нагпура. В центральных районах Индии крестьяне преимущественно не сами уплачивали налог государству, а делегировали некогда эту обязанность пришлым маратхам-завоевателям, которые со временем аппроприировали статус лендлордов. Эта практика сохранялась на протяжении нескольких поколений и таким образом крестьяне утратили статус «владельцев» земли, оказавшись фактически в роли арендаторов. Система явно напоминала бенгальское заминдари с той лишь разницей, что в Нагпуре имения были маленькими, что позволило Темплу называть ее малое заминдари (petty zamindari). Обычно, по наблюдению Темпла, лендлорд оставлял несколько полей под своим собственным управлением недалеко от дома, а остальные сдавал крестьянам. Однако в регионе, особенно в Бераре, встречалось и «деревенское» землепользование с коллективной ответственностью за уплату налога.
При таком положении вещей проблема защиты положения арендаторов становилась существенной в Центральных провинциях. Не то чтобы это положение, как пишет Темпл, было ущемленным. Напротив, в плодородном и малонаселенном крае существовала конкуренция между лендлордами за арендаторов. Однако после сеттлмента, который определил условных собственников земельных участков с правом их наследования, передачи, продажи, необходимо было признать и закрепить права арендаторов. Устанавливалось следующее правило: все арендаторы, которые какое-то время пользовались полями, регистрировались, их нельзя было согнать с этих полей при условии уплаты ими арендной платы. В Бераре сеттлмент был проведен на еще более комфортных для сельских производителей условиях, что привело к возвращению крестьян на земли, которые они покинули в период зависимости Берара от низама [Темпл 1882: 238].
