Через три с половиной недели опытная доза препарата была готова. В честь друга я назвал его Оттоклевит. Я был полностью уверен в эффективности нового лекарства, но проверять его на Отто не посмел. Я понимал, что моё мнение субъективно, медикамент должен пройти целую серию испытаний.
С каждым днём Отто становилось хуже. Чтобы сэкономить драгоценное время, я решил провести эксперимент на себе. Моё здоровье ещё не полностью пришло в норму после полученных в Бонифачо ранений. Мастер Гленн говорил, что для полного выздоровления понадобится не меньше двух месяцев.
Я начал принимать Оттоклевит. Прогресс был феноменальным! Через неделю мастер Гленн ворвался в палату.
— Это невероятно, но вы… вы абсолютно здоровы, — бормотал он, выпучив глаза.
Выслушав его, я довольно улыбнулся. Результаты анализов говорили, что от ранений не осталось и следа, разве что несколько новых шрамов на теле. Невероятно счастливый, я сорвался с места и понёсся в лабораторию, оставив недоумевающего медика.
Позвав ассистентов, я принялся готовить порцию лекарств для Отто. Мы весело смеялись, радуясь успеху… Дверь распахнулась, и в лабораторию вошёл старший помощник мастера Гленна. Он отвёл в сторону мрачный взгляд и, не поднимая глаз, произнёс ледяным голосом:
— Сэр, сочувствую…
Внутри всё похолодело от этого жуткого тона. Уронив на пол колбу с химикатом, я кинулся в палату. Там, склонившись над телом Отто, понуро стоял Гленн.
— Он был сильным человеком, — угрюмо произнёс медик. — Любой другой на его месте не протянул бы и недели…
Всё вокруг померкло. Я опустился на корточки и обхватил голову руками.
«Надо было рискнуть. Как… как я мог это допустить? Он мой единственный друг. Он спас меня, пожертвовал собой. Я, я виноват в его смерти!»
В памяти мелькали картинки. Вот Отто робко стоит перед строем, только появившись в Школьном Доме. Вот мы тащим раненого Маллигана по мрачным подземельям Глазниц Предков. А вот он уже на базе Мантикор с щеголеватыми усиками и смешливой искоркой в глазах, улыбается мне. А теперь… теперь он лежит здесь, связанный холодными узами смерти.
Губы пересохли и потрескались. Казалось, будто сама старуха-смерть передаёт прощальный поцелуй, высасывает все чувства, оставляя лишь пустоту, чёрный безжизненный вакуум, затягивающий меня всё сильнее и сильнее…
Глава 32
Выписавшись из госпиталя, я, совершенно опустошённый, поехал в свою квартиру. Она находилась на втором кольце жилых районов столицы.
Едва голова коснулась подушки, я моментально отключился, забывшись беспокойным сном. В растревоженном сознании возник образ родителей. Мама укоризненно качала головой, а отец, устремив на меня суровый взгляд, грозил пальцем… Вздрогнув, я проснулся.
Через минуту дремота снова одолела… Ко мне приближалась люди в чёрных одеждах. Один человек отделился от группы и вышел вперёд — это был капрал Рон Милтон из погибшего отряда. Он приближался, волоча за собой вывалившиеся внутренности. В его груди зияла огромная дыра с рваными краями, через которую были видны другие солдаты.
— Вик, когда в «Золотую Бочку»? Мы заждались, — говорил капрал.
— Да-да, командир, — соратники за его спиной утвердительно кивали.
Их лица были окровавлены. С пальцев медленно стекала густая кровь. Кровь капала отовсюду. Кровь! Кровь! Кровь! Реки крови повсюду! Я видел её, слышал её запах, чувствовал её солёный привкус. Кровь бежала по земле красным потоком и дождём падала с неба. Она прибывала и прибывала, покрыв солдат по щиколотку, по пояс, а затем полностью поглотила их, оставив лишь пузырящиеся холмики над головами…
Очнувшись от жуткого сна, я почувствовал, как холодный липкий пот пропитал одежду. Сон был настолько реальным, что, вскочив с кровати, я невольно огляделся. Было уже за полночь.
«Да уж, тут без „Золотой Бочки“ не обойтись. Нужно выпить чего-нибудь крепкого…»
Добравшись до питейного заведения, я направился к стойке, за которой скучал молодой бармен, протирая и без того отдраенные стаканы. Подняв глаза, он ввинтился взглядом в мою красную нашивку и довольно причмокнул.
— Оказывается, и герои Корпорации не прочь промочить горло, — задорно подмигнул бармен. — Что желаете, сэр?
— Двойной «Шаг в преисподнюю», пожалуйста.
— Ого, достойно, — ответил парень и принялся колдовать над содержимым.
Ещё никогда на душе не было так муторно. Я пил порцию за порцией, вспоминая друзей и товарищей, которых отняла война.
«Авось закончится когда-нибудь чернота эта…» — вспомнился Дедушка.
Я явственно представил, как мы с Одди бегаем по лагерю Страдальцев где-то далеко от войны и увлечённо играем со своими детишками.
— Проклятая война! — крикнул я и громко стукнул стаканом о стойку, чем привлёк внимание немногочисленных местных забулдыг.
Уже под утро я на автопилоте вернулся домой и сразу же отключился. Проснулся только к вечеру. Скорбь о погибших друзьях и близких заполнила сознание.
Я подошёл к ящику с бумагами и бережно достал старую картину. На её обороте была любовно выведена надпись: «Дорогому другу Шандару на долгую память». После гибели друга я взял картину себе. И сейчас, не в силах сдержать слезы, смотрел на неё и, обводя пальцем контуры друзей, жалобно стонал ещё не протрезвевшим голосом:
— Одди! Шандар! Как же мне тяжело без вас…
Горечь и тоска переполняли. Не в состоянии справиться с захлестнувшими эмоциями, я отправился за новой порцией.
Походы в бар повторялись несколько дней подряд. В один из вечеров, уже не помню в какой точно, в дверях «Золотой Бочки» мне померещился мастер Зилан. Я энергично мотнул головой — призрак не исчез. Придвинув к себе стакан, я сделал глоток — старик чудесным образом материализовался в соседнем кресле.
— Сынок, ты не виноват в его смерти, — произнесло видение умиротворяющим тоном. — Не стоит себя корить.
— О, Святой Фарн, и привидится же такое, — пробубнил я и сделал ещё глоток.
— Ты действовал грамотно и профессионально, — продолжал собеседник. — Я перепроверил всё, каждый шаг — ты сделал даже больше, чем мог.
— Да откуда ты можешь знать! — крикнул я. — Он спас мне жизнь. А я… я не смог… не смог ничего… Ни для него, ни для Одди, ни для Шандара, ни для других, — и уже изменившимся, пьяно-примирительным тоном тихо произнёс. — Давай лучше выпьем, а? Бармен, налей и ему, — а потом, подумав, добавил: — Если, конечно, ты его тоже видишь.
— Я разработал Фарн, а значит, и Ах-Пуч тоже моё детище. После взрыва этой бомбы погибли все мои близкие, пострадали миллионы безвинных людей. Ты только вдумайся — мил-ли-о-ны! Чувство вины будет преследовать меня до конца дней. Но я не сдаюсь. Я и только я смогу хоть как-то исправить ситуацию. Я занимался этим всю жизнь, и не брошу ни при каких обстоятельствах… У тебя же, сынок, есть прекрасный дар — дар от Бога. Твой препарат уже спас немало жизней и помог многим людям, которые тоже чьи-то друзья. Ты был Ангелом Смерти, геройски уничтожая врагов…
