А казалось, целую сотню.
Кто-то подошел сзади.
Она обернулась.
Знакомое лицо. Сложно сказать, откуда этот человек родом. Сегодня Доминик Рейдер выглядел афроамериканцем.
— Не думала увидеть тебя здесь, Дом, — сказала она. — Давно не виделись.
— Ух ты, — произнес он, но с таким необычным для этого восклицания спокойствием. — Ты не забыла мое имя.
Каждый раз, когда он приходил к ним на ужин, у Натали порхали бабочки в животе, прямо как сейчас.
— Еще бы, я помню всех папиных агентов.
— Хм, — на его лице появилось выражение недовольства. Для их семьи он был не просто агентом. — Ты все еще живешь здесь? — его голос был крепким и шершавым.
— Нет. Сейчас живу в Окленде. Как будто ты не знаешь.
— А с домом что?
— Все еще принадлежит мне. Пока что там живут священник с семьей, но…
Именно там она провела самые счастливые годы своей жизни, жарила гриль, читала книги.
— Я никогда его не продам.
— Рад это слышать.
Солнечные зайчики танцевали на могиле отца. В воздухе ощущался соленый аромат океана, и она почувствовала дрожь в животе. Доминик хотел ей что-то сказать, но все никак не решался. Натали была не из терпеливых.
— Ну? Что такое? Говори уже?
— Твоим маме с папой не очень понравилось бы… — сказал он, — ну что вы с Шоном…
— Мне казалось, мы об этом уже говорили.
— Ну хватит тебе, Нэт.
— Мы просто встречаемся, ничего серьезного. И мне уже двадцать девять. У всех моих семьи, дом, думают о пенсии. И вообще я не просила твоего совета.
Она кинула на него взгляд, полный недовольства.
— В любом случае ты его толком не знаешь.
— А я-то думал, мое мнение хоть что-то значит.
Он скрестил руки.
Натали заметила его пистолет и значок под курткой.
— Ты его не знаешь.
— Достаточно, чтобы сказать, что твоему отцу…
— Папа преувеличивал, когда просил тебя присмотреть за мной. Он умирал, Дом.
Перед смертью отец заставил ее запомнить мобильный Доминика. Она прочитала его вслух, не запинаясь, потом так же, без пауз, наоборот, только тогда отец успокоился и отошел в мир иной.
— Сейчас это не имеет никакого значения. Он отдал мне приказ, и я его исполняю.
Доминик взял ее за руку.
— Натали, послушай…
— Нет!
Она вырвала руку и присела рядом с могилой отца.
— Спасибо. Правда, спасибо. Но тебе не нужно за мной приглядывать. Серьезно, не надо. Оставь меня в покое. Договорились?
От боли у нее сжались легкие, она не могла спокойно дышать. Крупные слезы текли по щекам и падали на траву. Именно слезы не давали завянуть траве у могилы. Она наклонилась и поцеловала холодный надгробный камень отца. Всегда так делала, когда приходила навестить его.
Она оглянулась и произнесла:
— Дом, знаешь, я…
Он уже ушел.
Натали вновь осталась одна, под жарким августовским солнцем.
Глава 29
Грейсон Сайкс знала, что в конце концов все наладится. Поспособствует сама она, Шон Диксон и ее Небесный Отец. Она знала, это всего лишь шахматы, и, несмотря на настойчивые попытки отца научить ее играть, ничего не менялось. Зато в тетрисе и компьютерных играх ей не было равных; там, где на нее отовсюду набрасывались пауки и в нее бросали бомбы, где с каждым раундом ракеты ускорялись и становились все больше, пока они не сжигали все вокруг и не взрывались, а пауки и обломки разлетались по всему экрану.
В тот день он поднялся с кресла. На нем была футболка, которую он заправил в штаны, хоть и не выходил из дома, в руке пиво.
— Да уж, — выдохнул отец.
— Ловко, — ответила Натали, улыбаясь.
Его любовь, как свежая клубника и теплые носки, такая обволакивающая и такая чистая, чистая, как речная вода. Папина дочка. Все-таки.
— Признайся, — сказала Фэй, отрывая взгляд от журнала. — Ты проиграл, дорогой.
— У тебя совсем не получается, — начала хвастаться дочка, — зато я королева.
Виктор поцеловал Натали в макушку, затем приоткрыл дверь в сад. Аромат грудинки на гриле разнесся по всему дому.
— Здесь ты королева, Нэтти. А вот шахматы — это игра…
— Да, да, игра королей.
Натали потянулась под журнальный столик за доской. Она увидела этот набор на Елисейских Полях. Серебряные и голубые фигуры из стали, точно никогда не поржавеют. Они с родителями ели блины. Натали с сыром и черным перцем, мама — с лимоном и сахаром, папа — с ветчиной. Шел третий день каникул в Париже…
Именно об этом думала Грей, засыпая: о жизни с Виктором и Фэй, аппетитных блинчиках в Париже, компьютерных играх, шахматах. Она не думала ни о каком Шоне, Хэнке, правиле пяти секунд. Очередной период жизни, который скоро исчезнет, как и все предыдущие. Сытная еда из забегаловки у моря и насыщенная жизнь тянули ее все ниже, ниже и ниже. Она уснула и проспала до глубокой субботы.
Даже тогда Грей не встала с постели, настолько она устала. Она была не… в порядке. Болел живот, но чувство тревоги было гораздо сильнее. Переборов усталость, она дотащилась до ванной, выпила очередное обезболивающее и потащилась обратно в кровать.
На улице Лос-Анджелес казался слишком ярким, при таком свете выйти из дома невозможно. Грей уснула, измотанная. Снова проснулась. Закат завораживал. Она слышала звуки пожарной сирены, перебивающийся с шумом шоссе. Слышала гудение холодильника. Телефонные уведомления о сообщениях, звонках, письмах с почты. Она прислушивалась к своему телу. Тебе нужно поспать, отдохнуть, отпустить ситуацию. Ничего не ела, не хотелось. Душевной пищи хватило бы на целый месяц.
И все-таки Грей включила телевизор, показывали «Властелин колец».
В часа четыре ей позвонили, и она ответила на звонок.
— Ты как? — спросил Ник взволнованно.
Она присела на кровати, в фильме назгулы окружили братство кольца.
— Ну… восстанавливаюсь во всех смыслах.
Она взяла телефон и посмотрела на пропущенные звонки.
Два от Ти, один от Изабель, Клариссы, Дженнифер, Тои, еще два раза Тэа.
— После операции? — уточнил он. — Или…
— Да, да (и после дозы, подумала она). Мне просто нужно побездельничать какое-то время.
Это дело с пропажей Изабель — полный кошмар. Никак не выходит, одно тянет за собой другое. И теперь герою нужно передохнуть и набраться сил, чтобы вновь взяться за дело.
