Эта визитка… С тех пор она бесчисленное количество раз вынимала ее из двойного дна своей мусорки в ванной. Номер отличался от того, который Виктор заставил ее запомнить еще в колледже. Разглядывая новую визитку, миссис Диксон изучила новый номер Доминика, но не запомнила его задом наперед, как просил ее отец. И теперь она мельком видела часть номера в своем воображении.
213…
Но дрожь и страх не давали ей сосредоточиться. Ее разум был смутным, а память ударяла в голову и заносила ее в сторону цифр 213.
Ночь здесь была цвета вульгарного неона и стали. В облаке ржавого скрипа и скрежета машины въезжали и выезжали со стоянки. Загорелые туристы невнятно бормотали фразы, волоча за собой по асфальту багаж.
Она закрыла глаза. Дыши, Натали, дыши. Именно в этот момент она вспомнила эти семь цифр после 213. Она пошарила в машине — сиденья, коврики, пепельница — и нашла полтора доллара монетами. Затем поспешила к телефонной будке, находившейся у входа в вестибюль. Бросила осмотрительный взгляд на тех загорелых туристов, на припаркованные машины.
Сосредоточься.
Она схватила трубку и положила четвертак. Набрала номер. Положила еще десять центов.
Два гудка, и человек на том конце провода ответил:
— Ник Рейдер, слушаю.
Рыдание вырвалось из нее, и она плакала почти минуту. Как только ей удалось вздохнуть, она издала:
— Помоги мне.
— Где ты?
Она сказала ему.
— Сними мне комнату, хорошо?
У нее не было денег.
— Заселяйся, я позабочусь об этом.
Она рассказала ему, что у Шона повсюду есть «глаза», что на ее «Ягуаре», вероятно, есть какое-то отслеживающее устройство и что он может определить ее местоположение.
— Не беспокойся об этом. На стойке регистрации скажи, что тебя зовут Алисия Смит. Запри дверь. Не впускай никого, кроме меня. Если тебе понадобится оружие, используй карниз или вантуз унитаза. Подключи утюг, дай ему нагреться, а затем воспользуйся им при необходимости. Скоро увидимся.
Сотрудница стойки регистрации, белокожая, с черными вьющимися волосами, скучающего вида женщина и глазом не моргнула ни при упоминании фальшивого имени, ни при виде синяков и порезов на лице Алисии Смит, ни при виде кровавых пятен на ее футболке и джинсах, страшных, как атомная война. Она просто протянула Алисии Смит ключи от номера 303, прежде чем вернуться к своем айпаду, лежащему на столе.
Шон взбесился бы, если бы узнал, что его жена будет спать на кровати в такой крысиной дыре. Только фешенебельные отели как «Шератон», черт возьми, или как «Трэвелодж» заставят ее стать кем-то. Для таких не очень модных мест, как «Голд Майн Мотор Инн» было важно лишь, чтобы клиент мог расплатиться наличными. И это было вполне нормально для основной клиентуры данного места: проституток, их клиентов и проживающих отдельно от своих семей мужей. Эта своеобразная Шангри-Ла приветствовала незнакомку своими номерами по двадцать девять долларов в день и цветными телевизорами американской марки «ЭрСиЭй».
Как скоро сюда приедет Доминик?
Найдет ли Шон ее первым? Он всегда находил. И когда делал это, взрывался, хотя, возможно, и не сразу. Ожидание момента, когда он взорвется, истощило ее. Это было сродни ожиданию удара одной-единственной молнии по самому высокому дереву. Это было как ожидание бури столетия, которая разрушит слабую крышу. В те дни она была так встревожена, так исполнена страха, что покусывала саму себя, как нервный кролик, прожевывая губную помаду и прокусывая кожу на нижней губе.
Как она справлялась с этим на протяжении целого дня, каждый день, в течение двух лет и при этом не срываясь?
Но она сорвалась. Наличие крови на ее одежде, НЕ ее крови, говорило ей о том, что она сорвалась.
В 303 номере она присела на край жесткой кровати, пока цвета поставленного на беззвучный режим телевизора «ЭрСиЭй» отсвечивали танцующие по стенам тени. Ее мочевой пузырь тянуло, но она не осмеливалась… Потому что, если…
Стон застрял в ее горле, слезы жгли глаза, и она снова вспомнила о Мэтлоке, а потом об Убийстве. Она написала, и затем снова Мэтлок…
Из ее комнаты было слышно, как она ходит взад-вперед. Очертания и тени в занавесках иногда задерживались у ее окна.
У нее болели глаза, но и все остальное болело не меньше. Ее мочевой пузырь был настолько полон, что она боялась утонуть в его содержимом. Страх подхватить инфекцию мочевыводящих путей заставил ее пойти в ванную. Там она стянула с себя джинсы и поняла: все кончено. И когда она освободила свой мочевой пузырь, понимая, что все кончено, она стала молиться, чтобы Шон умер в луже крови, как умер их ребенок. А если он не умрет, то она позаботится о том, чтобы в один прекрасный день это произошло.
Оцепенев, она вернулась к краю кровати и к просмотру «Шоу Энди Гриффита». Она вернулась к тем задерживающимся теням и давним сомнениям в своей ценности, к обещанию Доминика, к состоянию Шона. И как только к ней пришла мысль покинуть комнату мотеля, как только она подумала о том, чтобы позвонить Шону и извиниться, как только она нашла в себе силы не делать этого, «Пошел к черту, вернись и прикончи этого ублюдка…», кто-то постучал в дверь.
Доминик Рейдер стоял за дверью, как и обещал.
— Я хочу уехать отсюда, — сказала она ему. — Забудь об этом навсегда. Я должна умереть.
— Ты уверена? — спросил он, когда они выехали с парковки мотеля в его снятой напрокат «Ауди».
— Да.
Он мог бы помочь Натали Диксон умереть. Это было бы несложно. У нее не было ни детей, ни какой-либо кредитной истории, ни семьи. У нее был дом неподалеку от залива Монтерей, но Шон об этом не знал. Не рассказала она ему и о небольшом целевом фонде, оставленном ей Фэй и Виктором Грейсонами.
Натали также хранила свой дневник цвета ювелирного дома «Тиффани-эндко» в ящике самого оживленного почтового отделения Лас-Вегаса. Она делала записи в этом дневнике несколько раз в месяц и после каждого разгрома, устроенного Шоном, прятала среди страниц дневника фотографии полученных травм.
— Нам это пригодится, — сказал ей Доминик. — Но сначала нужно отвезти тебя к врачу.
Во время прошлого визита медсестра Андерсон из «скорой помощи» предложила Натали свой номер телефона, и сейчас она ей позвонила. Они встретились в клинике, и после проведения УЗИ медсестра Андерсон рассказала Натали то, о чем она уже знала.
— У тебя случился выкидыш, милая.
Стыд и чувство вины захлестнули ее, и она заплакала, уткнувшись в грудь медсестры.
Когда она вернулась в «Ауди», Доминик пристально смотрел на нее глазами, полными слез, пока она рассматривала последние фотографии своих ран.
— Нат, ты как? — прошептал он.
— Я не хочу здесь находиться. Если он не умер, он убьет меня. Я знаю, что так и будет. Я хочу исчезнуть.
