Следовало попытаться дать как можно более широкий обзор не только явлений одного круга языков, но структуры различных и в своих мыслительных основаниях очень далеко отстоящих друг от друга языковых групп. Правда, поле лингвистической литературы ‹…› расширилось настолько, что цель, первоначально поставленная перед данным исследованием, отодвигалась всё дальше и дальше
[102].
Чем глубже Кассирер вникает в результаты лингвистических исследований, тем более зыбкой становится почва у него под ногами. Тем не менее – или как раз поэтому – он продолжает идти вперед, надеясь, что грядущие лингвистические разыскания дадут возможность яснее увидеть объединяющую структуру в основе всех языков.
Ведь философ, которому в 1919 году нечего сказать о роли языка для человеческого познания и формы жизни – Кассиреру это совершенно ясно, – не может сказать вообще ничего. Если на данном (и на любом другом) этапе развития своей мысли Витгенштейн, Хайдеггер, Беньямин и Кассирер были в чем-либо безусловно согласны, это в том, что форма жизни человека есть форма его речи. Язык в этом смысле есть не одна из множества символических форм, но важнейшая из всех и первоначальная. Он составляет подлинную основу нашего само- и миропонимания. И не в последнюю очередь являет собой форму, в которой происходит и находит себя само философствование как неизбежно «дискурсивная деятельность». В 1919 году Кассирер писал:
Он [язык] стоит в средоточии духовного бытия, где сходятся лучи различного происхождения и откуда расходятся направляющие линии в самые разные области. Мифический и логический момент, направление эстетической интуиции и направление дискурсивного мышления – всё это заключено в нем, причем он ни в одном из них не растворяется
[103].
Итак, систематически важнейший вопрос для всех четырех философов гласит: лежал ли в основе всего многообразия естественных языков один-единственный объединяющий и единый язык? И если да, то какова его форма? А в конечном счете – на чем тогда мог быть основан его смысл? Что с нами делает какой-либо язык? Мы ли придаем нашим словам значение и смысл – или, скорее, сама мирообразующая сила слов и знаков вызывает нас к жизни, к мышлению, к спрашиванию? Кто кого образует? В какой форме? И главное: с какими целями?
IV. Образование. 1922–1923
Хайдеггер готов к схватке, Кассирер вне себя, Беньямин танцует с Гёте, а Витгенштейн ищет человека
Мир хижинам
Осенью 1922 года признаки перенапряжения множатся и в доме Хайдеггера. Даже для семейства, тесно связанного с брайсгауским
[104] крестьянством, продовольственные трудности приобретают угрожающий характер. Как и у подавляющего большинства немцев, их будни становятся борьбой за выживание. В тисках галопирующей инфляции решающий фактор – время. Прежде всего, ввиду близящейся зимы необходимо позаботиться о дровах и основных продуктах питания. «Мама спрашивает, прислать ли картошку еще до 1 октября; я ответил „да“ и одновременно выслал деньги. Но что делать, когда доставят картошку?»
[105] – пишет Хайдеггер 27 сентября 1922 года Эльфриде, которая с обоими сыновьями находится в только что отстроенной семейной хижине в Тодтнауберге, тогда как Хайдеггер усиленно работает во Фрайбурге над новой рукописью.
Что делать с картошкой – хранить? Если да, то где? Съесть самим? Поделиться с Гуссерлями? Или же перепродать? Конкретные вопросы выживания, и отвечать на них всю жизнь будет Эльфрида. Не в последнюю очередь ради того, чтобы избавить мужа от повседневной суеты, она после зимнего похода в феврале 1922 года задумала приобрести на уединенных склонах Южного Шварцвальда земельный участок и построить там деревянную хижину. Для финансирования этого замысла Эльфрида весной обналичила часть своего наследства (добрых 60 000 марок). Она набрасывает проект хижины, организует и контролирует строительство. Ведь и здесь время поджимает. Чтобы добыть бесценную валюту, Хайдеггеры с 1 августа 1922 года на несколько недель сдают свою фрайбургскую квартиру американской семейной паре. К тому времени хижина должна быть готова. Это более-менее удается.
Девятого августа состоящее уже из четырех человек семейство, ведя старшего сына за руку, а младшего посадив отцу на спину, впервые поднимается в свой приют, расположенный на высоте 1200 метров. В истории философии это место, где Хайдеггер до конца своих дней проводит почти каждую свободную минуту, стало поистине легендарным. Там, в суровом уединении Высокого Шварцвальда, он как человек и философ отдыхает душой, а значит – размышляет. И это самое главное. По крайней мере, если видишь и понимаешь мир так, как он.
Непривычные задачи
Уже первые августовские недели в горах дают сенсационные результаты. «Глядя на захваченные сюда рукописи, должен сказать, что они отнюдь не неудачны», – пишет Хайдеггер жене 11 сентября 1922 года из Гейдельберга, где целую неделю гостит у Карла Ясперса с целью обмена мнениями. В 1919-ом Ясперс, изначально врач-психиатр, опубликовал работу «Психология мировоззрений», оказавшуюся философским бестселлером, чье невероятное воздействие на научные круги и публику обеспечило ему в Гейдельберге философскую профессуру.
В этой книге Ясперс выводит философско-мировоззренческие формы из психологических исследований характера. Но что еще важнее, он рисует картину человеческого бытия, истинная сущность которого проявляется и раскрывается как раз в чрезвычайных обстоятельствах, например в близости к смерти, всегда несущей в себе освободительный потенциал. Стало быть, терапевтический, приближенный к жизни принцип философствования, придающий особую важность значению пограничного опыта и предельно опасных ситуаций для раскрытия своего «я». Книга – как по заказу для поколения травмированных солдат, вернувшихся с проигранной войны.
Хайдеггер тоже чувствует, что новаторская работа Ясперса непосредственно касается и его. Впервые они встречаются у Гуссерля за чашкой кофе в один из воскресных дней 1920 года, а начиная со следующего – ведут регулярную переписку и вскоре, одинаково разочарованные состоянием нормативной академической философии, осознают необходимость сообща «бороться с пустотой» (Хайдеггер).
В сентябре 1922 года Хайдеггер, не раздумывая, принимает повторное приглашение Ясперса развить в диалоге угаданную идейную близость и «денек-другой в удобные для этого часы»
[106] пофилософствовать. Почти целую неделю он проводит у Ясперса, который ввиду «нынешней ситуации наших с Вами жизней»
[107] настаивает оплатить хайдеггеровские расходы на поездку (1 000 марок). Ясперс – ординарный профессор с твердым окладом и солидными финансовыми накоплениями. Хайдеггерово скудно оплачиваемое место во Фрайбурге через десять месяцев закроется. Срочно необходимо приглашение от университета. В противном случае его молодая семья может остаться совершенно без средств. Боится этого и Эльфрида, которая, невзирая на постоянную слабость и переутомление, в начале 1922 года возобновляет изучение теоретической экономики. Ведь кто-то же должен в семье зарабатывать. А ее вдохновенный философ-муж, похоже, в ближайшее время на это вряд ли способен.
