Мало того, Библиотека вдохновенно и решительно выходит за пределы спланированной системной архитектуры труда Кассирера. Ведь вместо того чтобы в рамках своей и так уже чрезвычайно оригинальной классификации хронологически последовательно систематизировать развитие культуры от культовых начал тотема, ритуала и мифа до современных естественных наук как непрерывное восходящее движение к истинному познанию мира, на полках Библиотеки Варбурга действует внутренний принцип «добрососедства». Согласно ему, работы по самым разным дисциплинам и из разных эпох расставлены так, что подсказывают ищущему исследователю возможности вероятного родства, схожести подхода и творческого влияния, о которых он еще не задумывался. Так, основополагающие труды по химии непосредственно соседствуют с книгами по алхимии; исследования по античной авгурике стоят рядом с трактатами по астрологии и современной алгебре.
Утопия на полке
Собрание Варбурга базируется на идее беспрерывной культурной неодновременности одновременного, где самые разные подходы самого разного происхождения не только влияют друг на друга, но и взаимоотторгаются. К тому же, его система классификации строится на убеждении, что существует нечто вроде бессознательной культурной памяти, которая действует скрытно и втайне – как бы за спиной соответствующих эпох и их главных исследовательских направлений – и неуловимо приводит к существенным переменам. Символы и люди, по мысли Варбурга, перманентно воспитывают друг друга. Причем символы, посредством которых человек мыслит, говорит, бранится, молится, предсказывает, спрашивает и исследует, то бишь ориентируется в этом мире, большей частью намного древнее и в известном смысле мудрее, нежели существа, применяющие эти символы в свое собственное время и присваивающие их себе в собственных интересах. Так много еще предстоит раскрыть, так много безмолвных связей и сопряжений ждут своего часа, чтобы заговорить. Поэтому вполне логично, что Варбург поставил свою Библиотеку под защиту греческой богини памяти, Мнемозины.
С того дня, когда Кассирер впервые вошел в Библиотеку, его мышление начинает приближаться к ее системе ви́дения культуры. Сперва понемногу, но безостановочно и всё больше. На полках Варбурга нет ясно разграниченных отдельных дисциплин, областей исследования или даже четко очерченных сфер культуры. Они представляют собой территорию, полностью свободную от табу, чье устройство побуждает посетителя с восторгом приступить к открытию еще не открытого – будь то в грядущем, в настоящем или в прошлом.
Интересно, как бы выглядел мир, где госпожа Кассирер и господин Хахман – наперекор всем якобы прочным границам, приобретенным антипатиям и различиям – могли бы стоять рядом, подобно книгам в Библиотеке Варбурга? Если правильно трактовать эту Библиотеку, то она, ни много ни мало, воплощает утопию общности и всеединства, а чтобы увидеть эту утопию и ее признать, порой достаточно лишь маленького шага или прыжка через воды забвения.
Культурологическая Библиотека Варбурга раз и навсегда стала для Кассирера событием, а случилось это в 1920 году, причем совершенно неожиданно. Принимая приглашение перебраться из Берлина в Гамбург, он даже не догадывался о ее существовании. А вот для руководства Библиотеки всё обстояло с точностью до наоборот. Библиотекарь д-р Заксль прекрасно знает, с кем имеет дело, когда Кассирер впервые входит в помещения дома Варбурга. Кассирера ждали – а затем целенаправленно «подкармливали». О первом визите Кассирера Заксль докладывает Варбургу:
Коротко говоря, начал я во второй комнате у шкафа с «символами», поскольку предположил, что отсюда Кассиреру будет легче всего подойти к проблеме. Он тотчас остановился и заявил, что это и есть проблема, которая занимает его уже давно и над которой он теперь работает. Литературу касательно понятия символа, какой обладаем мы, он знал, однако, лишь в малой ее части, а Ваша визуальная идея (наглядный символ в мимике и искусстве) была ему вообще незнакома. Кассирер тотчас понял, и целый час я показывал ему, как соотносятся друг с другом шкафы, то есть одни мысли с другими. Приятно служить экскурсоводом такому человеку
[124].
Первое благоговейное впечатление лабиринта, куда ему не стоило бы возвращаться, уже через несколько месяцев оборачивается для Кассирера горячим желанием провести здесь годы
[125]. Что он и делает. Кассирер обрел интеллектуальный приют, о котором мечтал. А Библиотека нашла исследователя, для которого, собственно, и была задумана. Создается совершенный симбиоз, куда входит и основной персонал Библиотеки. Точные книжные пожелания Кассирера отныне расширяют фонд собрания, между тем как д-р Заксль и его сотрудники всякий раз, когда возникает новый исследовательский вопрос, идут к Кассиреру и побуждают его написать новую статью или трактат. Первым результатом этого невероятно плодотворного сотрудничества стала вышедшая в июле 1922 года работа Кассирера «Понятийная форма в мифическом мышлении».
Исходная точка – миф
В этой важнейшей для его философского пути работе Кассирер исследует специфические особенности мифической структуры понятия и мира (в противоположность структуре современных естественных наук). Хайдеггер в своих исследованиях Аристотеля, подобно археологу или взрывнику, вникает в вопрос, в какой мере некоторые базовые понятийные различения и поныне решающим образом определяют или же искажают всё наше мышление. Так же и Кассирер, исследуя мифическую форму понятия, отправляется к предположительному истоку нашей культурной истории и проясняет, в какой мере этот особенный первичный слой мышления по сей день влияет на наше миропонимание.
Вместо того чтобы рассматривать мифическое мышление как иррациональное и произвольное, Кассирер обнаруживает, что оно было необычайно строгим, отмеченным необходимостью и последовательностью. Ведь в конечном счете его абстракции определяют твердое и непоколебимое место всему и вся в универсуме. Происходит это посредством основополагающих и абсолютных центральных различений, следующих логике тотема. Как правило, всё начинается с того, что социальная общность, обыкновенно – свое собственное племя, делится на две строго различные группы, которые наделяются жестко установленными атрибутами, качествами, а главное – табу. Исходя из этого основного различения возможно образовать подгруппы, так что затем, например, «мужчины одного класса, имеющего определенный тотемный знак, должны находить себе жен сначала вне своей группы, но потом только среди женщин одного совершенно определенного клана»
[126]. Таким образом создается первичный порядок. Но этого всегда мало:
И в самом деле, различение отдельного клана по его тотему переходит из узкого социального круга, в котором оно поначалу имеет значимость, на всё более широкие круги и в конце концов распространяется вообще на все сферы наличного бытия – как природного, так и духовного. Не только члены племени, но и вселенная вместе со всем, что в ней есть, сводятся тотемистской формой мышления в группы
[127].
