Даже для человека вроде Кассирера, поднаторевшего в светском общении, ситуация весьма сложная. Ведь по причине тяжелого нервного заболевания, резко обострившегося в 1918 году, Аби Варбург, глава и основатель Библиотеки, уже несколько лет находится в психиатрической клинике. Весной 1921-го его поместили в швейцарскую клинику, расположенную в Кройцлингене, на берегу Боденского озера. Тамошней нервной клиникой «Бельвю», одной из самых известных и передовых на континенте, руководит семейство врачей Бинсвангер – с 1910 года ее возглавляет Людвиг, старший сын Роберта Бинсвангера и внук Людвига Бинсвангера-старшего, основавшего в 1857 году санаторий на территории заброшенного монастыря. «Бельвю» не закрытое заведение, а скорее лесной поселок, где пациентам предоставляют максимальную свободу и оберегают их достоинство, а живут они большей частью в просторных помещениях и имеют личных санитаров или санитарок. Аби Варбург тоже занимает там квартиру с собственной спальней, кабинетом и ванной – чем он обязан не в последнюю очередь серьезности своего шизофренического заболевания. Прежде всего, это мания преследования и навязчивые состояния, которые на этапах обострения сопровождаются тяжелыми приступами ярости и насилия. Особенно сильно у Варбурга проявляется постоянный страх, что его отравят, а также подозрение, что на самом деле его кормят внутренностями жены или детей, или же вместе с семьей скоро убьют. Приступы страха у Вабурга происходят на фоне кропотливого навязчивого мытья и повторяющихся действий, большей частью связанных с наведением порядка и уборкой определенных частей его комнаты. Эти навязчивые состояния начали определять его распорядок дня еще до того, как он сам в 1919 году поместил себя в клинику.
В кройцлингенские годы фазы полной утраты контроля чередуются с эпизодами величайшей духовной ясности и бодрости, когда Варбург – главным образом, через постоянную переписку с д-ром Закслем – следит за происходящим в своей исследовательской Библиотеке. Приезд Эрнста Кассирера в Гамбург возбудил его особый интерес.
Эксперимент со змеей
Варбург воплощает редкий и клинически весьма интересный случай нервнобольного, которого мучают именно те бредовые идеи, навязчивые представления и страхи, что в предшествующие десятилетия находились в центре его культурологических исследований. Согласно варбурговской теории культуры, опирающейся в первую очередь на медиум образа и образного представления, стремление человека символически выразить свои глубинные и эксзистенциальные страхи, то есть придать им твердую форму и таким образом получить возможность их излечения или изгнания, есть истинный исток всякой культуры и образованности. Это происхождение культуры из ощущения экзистенциального страха и подчиненности внешним природным силам, реальным или воображаемым, человеческий дух никогда не способен полностью преодолеть или отринуть даже в своих утонченнейших и абстрактнейших достижениях – таких, как искусство или наука. Оно присутствует и действует всегда.
Как раз на примере основных культовых символов или ритуалов первобытных – или, как сказали бы теперь, автохтонных – народов и культур эту динамику преодоления страха можно выявить особенно ясно. А значит, и показать, насколько эти основные символы – их континентальные и временны́е границы значения не имеют – похожи и перекрывают друг друга. Это образцово показано в докладе Варбурга «Змеиный ритуал североамериканских индейцев пуэбло», который он, по совету своего лечащего врача Людвига Бинсвангера, написал в Кройцлингене и в итоге 21 апреля 1923 года прочитал перед пациентами и персоналом клиники.
Эрнст Кассирер в своей гамбургской квартире в доме 23 по улице Блюменштрассе. Конец 1920-х годов
В нем Варбург описывает наполненную мифическими смыслами змею (имея в виду и библейское грехопадение) «как интернациональный символ ответа на вопрос: откуда в мир приходят стихийное разрушение, смерть и страдание?»
[172]
Именно страхи, одержимости и навязчивые представления, лежащие, по Варбургу, в основе всего нашего культурного существования и на ранних стадиях своего развития обеспечивающие обязательный ритуально-магический режим, в форме болезни – что Варбург в периоды просветления прекрасно осознает – завладели и его духом. Они-то и определяют его мышление, его чувства, все его будни.
Итак, решающий для его выздоровления вопрос гласит: удастся ли средствами научной рефлексии и анализа освободиться от этих навязчивых представлений? Сможет ли он, так сказать, замещая всё человечество в целом, еще раз избавиться от узких, очевидно магических и тотемических первобытных ступеней символического сознания? Или же в его случае возврат останется непреодолим?
Туннель и свет
Поэтому в личной мифологии Варбурга успешный доклад 1923 года о змеином ритуале знаменует важный поворот, ведь впервые за много лет добрые, спасительные духи просвещения и анализа вновь торжествуют над мифическо-магическими силами страха и навязчивых идей. Кассирер – один из очень немногих, кому Варбург позволил тогда заглянуть в рукопись своего доклада. Доказательство доверия, которое убеждает д-ра Заксля, что личная встреча двух ученых, возможно, станет последним, решающим шагом к выздоровлению Варбурга, а тем самым поспособствует и его возвращению в Гамбург.
Весной 1924 года приглашение выступить в Швейцарии с лекцией становится для Кассирера поводом лично посетить в «Бельвю» почтенного коллегу и мецената
[173]. Встреча требует осмотрительной подготовки и медицинского контроля. Как Заксль, так и Мэри, жена Варбурга, приехали в Кройцлинген еще за несколько дней до Кассирера, чтобы поддержать весьма обнадеженного, а значит, возбужденного пациента. Впервые за много лет Варбургу предстоит встретиться с незнакомцем, с ученым, вдобавок с таким философом, как Кассирер, которого он глубоко уважает и вполне обоснованно может считать одним из немногих, кто способен осмыслить глубину и мощь его образно-исторического подхода.
Целыми днями Варбург усиленно готовится к встрече, записывая самые важные вопросы и проблемы, но буквально за несколько минут до прибытия Кассирера в Кройцлинген налагает табу на эти записи, аккуратной стопкой сложенные на письменном столе. Несмотря на терпеливые увещевания помощников, он настаивает: вся комната должна быть очищена от этих и прочих зловещих объектов. Так надо. Кассирер тем временем ждет в коридоре, когда ему разрешат переступить порог кабинета.
Невзирая на эти первоначальные сложности, в свободной беседе они быстро приходят к взаимопониманию. Кассирер мыслит становление человека в символе как непрерывное событие освобождения, которое происходит из понятийных форм, руководящих мифическим мышлением. С таким ви́дением Варбург не может не согласиться, причем для него особенно важно подтверждение неисчерпаемых энергий и импульсов мифических образных миров в пределах этого поступательного процесса. В первый же день встречи Варбург так резюмирует освобождающее ощущение, что он наконец-то нашел единомышленника: «Мне показалось, будто я вижу свет в конце туннеля».
