Исходное многообразие
Как важнейшую примету Возрождения Кассирер – казалось бы, парадоксально – подчеркивает тот факт, что в ходе этого пробуждения философия не играла существенной роли. Закосневшая в ограниченных церковными институциями схоластических школах, она была явно не в состоянии концептуально угнаться за неистовым инновационным темпом развития искусств и наук XIV–XV веков или хотя бы адекватно отразить его. Подобно значительной части нынешних приверженцев аналитической философии, тогдашние схоласты предпочитали заниматься фетишизмом тончайших различений на казавшихся надежными исследовательских основаниях тому, чтобы смело пойти на риск и попробовать разобраться в собственной, коренным образом меняющейся эпохе. Словами Кассирера:
Создается впечатление, что неповторимый духовный порыв той эпохи – тяга к резко очерченным границам и индивидуализированному формотворчеству, стремление к обособлению и различению – именно в философии и не нашел своего выражения или же исчерпал себя раньше времени
[243].
На первых же страницах Кассирер резко выступает против одного важного исходного допущения, в частности, сделанного в хайдеггеровском анализе падения. Можно назвать его допущением «чрезмерной переоценки цивилизаторской роли философии»
[244]. Тот, кто ищет предположительные истоки некой эпохи, в особенности – современной, только в философии, не сможет по-настоящему проникнуть ни в своеобразие соответствующей эпохи, ни в ее философию. В своем анализе Возрождения Кассирер рассматривает философию, скорее, как один из многих новаторских голосов, причем такой, которому назначено объединять дисциплины. Именно это понимание направляет его философию символических форм в двадцатые годы, необычайно насыщенные художественными, научными и техническими инновациями. Действительно, первое послевоенное десятилетие вполне обоснованно воспринимало себя как декаду небывалых, изменяющих мир изобретений, прежде всего – технического характера. Автомобиль как предмет массового потребления начинает определять облик городов; в общественном пространстве глобальным средством коммуникации становится радио, в приватном – телефон; зарождается кино как форма искусства; создаются первые коммерческие авиалинии, вскоре не только пароходы, но и дирижабли, и даже самолеты – по примеру Чарльза Линдберга – начинают пересекать океаны. На глазах людей из духа неистовой технической инновации рождается эпоха глобальной коммуникации. Темпы никогда не замедляются. Ни один человек, ни одна отдельная дисциплина не способны постоянно держать шаг, постоянно идти впереди. Даже философия. Больше того, как раз в немецкоязычном пространстве она понимает себя как движимую прогрессом и стремится быть, в лучшем случае, его критическим тормозом, но никак не двигателем.
Так что, вероятно, Кассирер имеет в виду нечто большее, чем благожелательную деталь, когда, посвящая свою книгу Аби Варбургу, заявляет, что, по сути, она – плод коллективного труда творческого содружества исследователей разных дисциплин, соединивших в деятельности Библиотеки свои духовные устремления. К 1926 году в этот круг входят Гертруда Бинг, Эрнст Кассирер, Эдгар Винд, Эрвин Панофский, Йоахим Риттер и Фриц Заксль – назовем лишь впоследствии наиболее влиятельных из них. Ведь, продолжает Кассирер, построение и духовная структура Библиотеки вплощают идею методического единства всех исследовательских областей и течений духовной истории.
Важная задача философии, по Кассиреру, заключается в том, чтобы при всех различиях отдельных форм найти для каждой эпохи стержень объединяющих ее лейтмотивов. Хотя бы лишь затем, чтобы все участвующие в этом процессе силы и течения могли увидеть не только ограниченность, но и взаимосвязь соответствующих дисциплин в концерте великого целого. Без ключей к объединению, особенно в наиболее динамичные эпохи, полифония дисциплин грозит обернуться какофонией. А от этого в итоге пострадают все.
Самоформирование через открытие мира
Объединяющие центральные мотивы Возрождения состоят, по Кассиреру, в новом определении места человека в заново открытом им космосе. Отсюда и название – «Индивид и космос». Человек Возрождения в первую очередь понимает себя как индивида, чья индивидуальность находит и подтверждает себя в способности или же открытости активному, недогматичному самоформированию. Космос же открывается индивиду Возрождения как бесконечно огромное пространство. Именно благодаря практике активного исследующего самоформирования его закономерности получают возможность раскрыться с необыкновенной полнотой.
Для обозначения человеческой способности к самопознанию и самоформированию Кассирер применяет в своем докладе понятие свободы. А для процесса познающего открытия мира, а тем самым и закономерностей природы, – понятие необходимости.
В такой трактовке – и в этом в глазах Кассирера заключено особое очарование Возрождения (а также привлекательность его собственной философии символических форм) – свобода и необходимость уже не являются взаимоисключающими понятиями. Кажущийся пугающим вопрос: «Если всем правят законы природы, то как тогда возможна свобода или же свободная воля?» – с этой точки зрения теряет свой экзистенциальный заряд. Свобода и необходимость суть комплементарные понятия, изначально обусловливающие друг друга: вообще, лишь в делах свободного самоформирования – к числу которых, наряду с экспериментами естествознания, относятся также эксперименты искусств, инженерии и медицины – раскрываются те закономерности, что позволяют говорить о причинной необходимости. Таким образом, модерная свобода и причинная необходимость, согласно Кассиреру, равно первичны. Причем не как истоки драмы, которая делает всё немым и глухим, но в смысле познающего торжества совокупного богатства творения, заставляющего всё разом говорить и звучать. Так жил и чувствовал Леонардо да Винчи – художник, ученый, поэт, философ, инженер, врач и человек (со всеми своими многосторонними духовными и плотскими интересами) в одном лице.
Подлинную же основу всей этой деятельности по раскрытию мира и самого себя, что в Возрождении, что в собственной философии Кассирера, сообщает способность дать символическое выражение собственному опыту. То есть – воплотить собственное, совершенно индивидуальное ви́дение мира в форме действия (хотя бы просто наигрывания мелодии, жеста, наброска или расчета). Став знáком, а тем самым оказавшись в публичном пространстве, это «действие» может в свою очередь стать для других, последующих, исходным пунктом для их собственного раскрытия как мира, так и самих себя. Это и есть культура как непрерывный процесс направляемой символами ориентации или раскрытия в форме слова, картины, формулы или собственного тела. В этом и состоит, по Кассиреру, подлинная «логика исследования» в эпоху Возрождения. Не случайно строение этого уникального творческого мира в точности соответствует содержательной структуре Библиотеки Варбурга.
