– Я не люблю кофе. Никогда не пила его.
Мои глаза осматривают комнату.
– Ты работаешь в кофейне.
– Точно.
Я киваю.
– Хм, я понимаю твою мысль. Тогда это будет ужин. Ты свободна сегодня вечером? Я могу забрать тебя на обратном пути.
Она нервно смеется.
– Я думала, у тебя нет времени, – она делает пальцами кавычки, – «на ухаживания»?
– Некоторые вещи достойны, чтобы потратить время на них.
Это застает ее врасплох, от чего она заикается.
– Хорошо, я… не хожу… на свидания.
– Боже, почему? – в ужасе спрашиваю я. – Это чертов грех.
– Грех?
– Ты потрясающая, очевидно умная, ты должна часто ходить на свидания, предпочтительно с человеком, который знает, как это делается. – Я кладу руку на грудь. – По совпадению, я делаю это фантастически. Каковы шансы?
Она смеется, легко и заливисто. И это ощущается, будто я достиг последнего пика горы. Удовлетворенно. Больше, чем победа. Прежде чем она успевает ответить, рядом с ней появляется пушистая головная боль на четырех лапах, которая тявкает и рычит.
– Элли! – кричит она через плечо. – Боско не должно здесь быть!
– Что это? – спрашиваю я.
– Это моя собака.
– Нет. Нет, у меня есть собаки. Собаки произошли от волков. А это произошло от крысы, – я смотрю на мелкого пса. – От уродливой крысы.
Она поднимает маленького монстра на руки.
– Не оскорбляй мою собаку.
– И не пытаюсь, просто говорю правду.
В этот раз. И это чертовски великолепно.
Но лай должен прекратиться. Я устанавливаю контакт с маленькими бусинами-глазками и щелкаю пальцами, приказывая:
– Цыц!
И благословенная тишина заполняет пространство.
Оливия переводит взгляд от меня к животному.
– Как… как ты это сделал?
– Собаки стадные животные; они следуют за лидером. Этот малый достаточно умен, чтобы признать его во мне. – Я подхожу ближе к ней, обнаруживая чистый, прекрасный аромат, похожий на свежий мед. – Давай посмотрим, сработает ли это с тобой, – я щелкаю пальцами. – Ужин.
Она вздыхает, раздражаясь, но все же забавляясь против своей воли.
– Я не собака.
Мои глаза, которые видели грязные, извращенные вещи, скользят по каждому красивому дюйму ее тела.
– Нет… определенно нет.
Ее щеки краснеют, делая глаза почти фиалковыми. Это прекрасно.
Но затем в комнату запрыгивает другой шар, маленькая блондинка, закутанная в пушистый халат и в тапках с Губкой Бобом.
– О-ооо, да… школу снова закрыли, – она изображает пение группы The Whip. – Ох-ох…
Пока не замечает нас, затем она замирает.
И эта девушка определенно знает, кто я.
– Хиии. Уау. – Она указывает на Логана и говорит тонким, пристыженным голосом: – Мне нравится ваш галстук.
Он смотрит на галстук, о котором идет речь, а после кивает в знак благодарности.
Она выглядит так, будто хочет провалиться сквозь землю. Но вместо этого она забирает собаку у Оливии и признается приглушенным голосом:
– А сейчас я пойду повешусь в своем шкафу.
Когда она уходит, я спрашиваю:
– Она шутит?
– Ей семнадцать. Все зависит от дня недели.
После Оливия вытирает свои маленькие ручки о юбку.
– Ну, было весело. Спасибо, что заглянули. – Она машет Саймону. – Наслаждайся пирогом.
Он уже. Он улыбается, полным ртом персиков.
– Увидимся… я думаю, – говорит она мне.
Я делаю шаг и беру ее теплую ручку в свою, прежде чем оставить поцелуй на костяшках пальцев.
– Рассчитывай на это, дорогая.
5
Оливия
«Рассчитывай на это, дорогая».
Ух. Что, черт возьми, это было? Поднимаясь в квартиру, я чувствую себя как мартини Джеймса Бонда, взболтанной, а также и смешанной.
Большинство парней, которых я знаю, и Джек в том числе, спокойные, непринужденные. Пассивные. Что бы ты хотела сделать сегодня вечером? Не знаю, а что ты хочешь? Не знаю.
Но Николас… другой. Решительный. Мужчина. Мужчина, который готов слушать. Увидев его трезвым, я могу заметить разницу. Это видно в том, как он себя ведет: широкие плечи отведены назад, спина прямая, его присутствие почти как гравитация, все притягивается на его орбиту, заставляя вас хотеть, чтобы он захотел вас.
Господи, даже Боско слушает этого парня, что, безусловно, превращает его в маленького предателя, но я понимаю.
Это было чертовски горячо. Я до сих пор могу чувствовать прикосновение его губ к тыльной стороне моей ладони. Кто так делает, целует женщине руку? Ни один из тех, кого я знаю, это уж точно. На месте, которое он поцеловал, чувствуется тепло и покалывание. Он меня заклеймил, но не раскаленным, грубым, мучительным способом, который показывают на кабельных телевизионных шоу. А в хорошем смысле заклеймил. Отметил.
– Ты знаешь, кто это был? – вскрикивает Элли, практически схватив меня в гостиной.
– Шшш! Папа спит.
Она спрашивает снова, в этот раз шепотом.
– Эм-м, богатый придурок с другом, который действительно любит пироги?
Элли закатывает свои голубые глаза.
– И как мы можем быть с тобой родственницами? – Она тащит меня в свою комнату и бросает мне в лицо журнал People. – Это принц Николас!
И вот он, на обложке, идеальный рот ухмыляется, идеальные руки сложены на его широкой груди, одетый в темно-синий кашемировый свитер поверх рубашки с белым воротником. Выглядит как мечта Оксфорда.
– Да ну на фиг! – я не верю в это, даже вырываю журнал из ее рук.
Это объясняет акцент, не британский и не шотландский, а вессконский. И его отношение, он не лидер стаи, он чертов наследник трона! Есть еще с десяток фотографий. Детское фото, его первый день в школе, на нем белая рубашка с кружевным воротничком, крупным планом снят подросток, смотрящий в камеру, взгляд чертовски задумчивый. Есть и недавнее фото, где он с потрясающей блондинкой в красном платье на званом ужине, одна его рука обвита вокруг ее талии, другое фото, где он сидит на стуле с высокой спинкой на заседании Парламента.
И, черт возьми, это фото, скорее всего, сделано папарацци, оно зернистое, увеличенное, но это точно он; Николас выходит из бирюзового океана на Мальдивских островах, кожа блестит, темные волосы забраны назад… голый. Деликатные места, конечно, затемнены, но темная дорожка и V-образные линии его таза очень заметны.
