– Сорок восемь часов и ни минутой больше, – отсекает она. Ее тон подобен звуку щелкающего поводка дрессировщика.
Мои руки на столе сжимаются в кулаки, но их не видно.
– Хорошо.
Еще немного полюбезничав, мы разъединяемся, и я закрываю ноутбук. Затем перевариваю все в тишине. Генри помалкивает.
– Итак… что новенького?
И я даю ему оплеуху. Так сильно, что ее звук отскакивает от стен. Он тянется к тому месту, куда я ударил.
– Что, черт возьми, ты творишь?
Он тычет в меня локтем. И я ударяю его в ухо. А потом я понимаю, что мы катаемся по полу, материмся и избиваем друг друга.
– Испорченный маленький мерзавец!
– Жалкий ублюдок!
В какой-то момент во время драки к нам заглядывает Логан.
– У нас все в порядке.
Логан выходит и закрывает дверь.
В конце концов мы объявляем ничью. Оба слишком вымотались, чтобы продолжать, поэтому сидим на полу, опираясь спинами о стену, и тяжело дышим.
Генри дотрагивается до губы, из которой сочится кровь.
– Ты злишься?
– Да, Генри, я злюсь. Я планировал остаться здесь, в Нью-Йорке, на все лето. С Оливией. Благодаря твоим трюкам, теперь я не могу этого сделать.
Он выглядит смущенным.
– Ты вроде сказал, что она несовершеннолетняя?
И я молюсь о терпении.
– Это Элли. Оливия – брюнетка.
– Оу. – Я чувствую его взгляд на себе. – Тогда она тебе действительно нравится.
– Да, – соглашаюсь я, мой голос жесткий и грубый. – Нравится. И когда мы уедем, я никогда больше ее не увижу.
– Почему?
И только после этого я вспоминаю, как долго его не было. Как много он не знает.
Я смотрю на своего младшего брата, на его лицо… Он кажется на самом деле уставшим.
– Многое произошло. Я завтра тебе все объясню, после того как ты выспишься.
Я поднимаюсь, отряхиваю штаны и поправляю воротник.
– Я поеду к Оливии. Скоро вернусь.
Как только я добираюсь до двери, Генри меня окликает. Я поворачиваюсь.
– Прости меня, Николас. Мне жаль, что я разрушил твои планы.
Браслеты на моей руке, кажется, сжимаются сильнее.
Я иду обратно к нему и наклоняюсь. Засучиваю рукав рубашки, снимаю серебряный браслет и опускаю его в ладонь брата. Глаза Генри затуманиваются, когда он смотрит на него.
– Ты сохранил его для меня.
– Разумеется. – Я прижимаюсь своим лбом к его. – Хорошо, что ты вернулся, Генри. Теперь ведь все будет хорошо, да?
– Да.
* * *
У «Амелии» я оказываюсь на восходе. Снова. Небо розово-серое, и я знаю, что на центральном входе висит табличка «ЗАКРЫТО». Я прохожу через безупречно чистую кухню, следуя звуку приятной музыки, доносящейся из обеденной зоны.
Затем скрещиваю руки на груди, прислонившись к открытой двери, и наслаждаюсь шоу.
Долли Партон и Кенни Роджерс поют из телевизора песню об острове, а Оливия подметает пол веником, не подозревая о моем присутствии.
Не просто подметает, она пританцовывает.
Трясет попкой, вертит бедрами, сгибает колени – великолепный танец. Периодически она опускается или поднимается, держа метлу, словно это шест или микрофон.
Боже, она прекрасна.
Мои губы растягиваются в улыбке, а член наливается кровью.
Молча я подбираюсь к ней сзади и обнимаю за талию, отчего она вскрикивает и роняет метлу. Оливия поворачивается в моих объятиях и прижимается ко мне всем теплом.
– Из меня будет лучший партнер, чем из метлы.
Она выгибается бедрами и трется о мой стояк.
– И более одаренный. – Оливия тянется для сладкого поцелуя. – Как Генри?
Я глажу ее волосы, чувствуя, как внутри меня разрастается дыра. Бесплодная, болезненная пустота – отголосок того, как я чувствовал себя, когда мне сообщили, что мама умерла.
– Я должен уехать, Оливия. Мы возвращаемся домой.
Она перестает танцевать, лишь крепче обнимает меня и сжимает губы в грустный маленький бутон.
– Когда? – мягко спрашивает она.
– Через два дня.
Она скользит взглядом по моим глазам, губам, подбородку, словно пытается запомнить мой образ. Потом опускает голову и прижимается щекой к моей груди, прямо над моим сердцем.
Долли и Кенни поют о том, как уплывают вместе… в другой мир.
– Так скоро?
Я прижимаю ее ближе.
– Да.
Мы начинаем раскачиваться под музыку, и вдруг я резко говорю:
– Поехали со мной?
Оливия вскидывает подбородок.
– Что?
Чем больше я думаю, тем сильнее мне нравится эта идея.
– Проведи лето в Весско вместе со мной. Ты можешь остановиться во дворце.
– Во дворце?
– Я обо всем позабочусь. Я покажу тебе город – он прекрасен, особенно ночью. У тебя захватит дух. И я отвезу тебя к морю, мы будем плавать голыми, отморозив свои задницы.
Она смеется, и я смеюсь с ней.
– Это будет приключением, Оливия. – Я провожу большим пальцем по ее щеке. – Я еще не готов закончить все это. А ты?
Она прижимается к моей руке.
– Не готова.
– Тогда скажи «да». Поехали со мной!
Плевать на последствия.
В ее глазах светится надежда, а щеки краснеют от волнения.
Она обнимает меня сильнее, но отвечает:
– Николас… я… я не могу.
15
Оливия
Это не тот ответ, который он ожидал. И не тот ответ, который я хочу дать. Но это единственный вариант.
Он держит меня грубо, почти отчаянно.
– Я хочу этого, Николас. Боже, как я этого хочу. Но я просто не могу уехать.
Из кухни доносится грохот – резкий звон металлических кастрюль, ударяющихся о пол. А потом моя младшая сестра буквально вваливается в комнату.
– Нет, ты можешь!
– Элли, что ты делаешь?
Она берет себя в руки.
– Подслушиваю. Но главное не это! Ты поедешь в чертов Весско, Лив! На все лето! Во дворец! – Она кружится в воображаемом бальном платье. – Это единственный в жизни шанс там побывать, и ты его не упустишь. Не из-за меня, папы или этого места. Ни в коем случае.
