Оливия поворачивается лицом ко мне, берет меня за руку, ее голос понижается:
– Николас, я тут подумала…
– Идемте, голубки. Мы опаздываем, – фыркает Генри, также выряженный в форму. – У вас будет время обслюнявить друг друга позже.
Я наклоняюсь и целую Оливию в щеку.
– Ты сможешь закончить свое предложение сегодня вечером.
* * *
Мы собираемся в вестибюле бального зала, куда звуки вечеринки, болтовни, музыки и звона бокалов просачиваются, как дым под дверью. Мой кузен Маркус вместе со своим выводком уже здесь. После коротких приветствий они держатся от меня подальше, и я делаю то же самое. Также я избегаю любых закусок, с которыми они стояли рядом… на всякий случай.
Мой секретарь Бриджит хлопает в ладоши, хихикает и волнуется, как глава социального комитета в школе.
– Еще раз, на всякий случай: королева будет объявлена первой, за ней принц Николас, после – принц Генри, который сопроводит мисс Хэммонд в зал. – Она поворачивается к моему брату. – Все будут стоять, поэтому вы отведете мисс Хэммонд к отмеченному месту у стены, а затем вернетесь к своему брату, проходя мимо гостей. Все поняли, да?
Из-за двери ревут трубы, отчего Бриджит чуть ли не выпрыгивает из кожи.
– Ох, это сигнал. Пожалуйста, господа и дамы, по местам, пожалуйста! – Она останавливается рядом с Оливией, сжимает ее руку и взвизгивает: – Это так захватывающе!
После этого она уходит, и Оливия смеется:
– Она мне действительно нравится.
Затем она встает рядом с моим братом. Мы обсудили заранее, что ее будет сопровождать Генри из-за престолонаследия, традиций и прочего… но сейчас все это кажется таким бессмысленным.
Глупым.
Я поворачиваюсь обратно и легко похлопываю брата по плечу.
– Эй.
– Да?
– Поменяемся?
– Чем? – спрашивает Генри.
Я двигаю пальцем.
– Нашими местами.
Он переводит взгляд на спину нашей бабушки.
– Ты должен следовать за бабушкой. Как первый претендент на престол.
Я пожимаю плечами.
– Она не будет смотреть назад и не узнает об этом до тех пор, пока ты не встанешь рядом с ней, так что ей придется с этим смириться. Ты сможешь справиться с приветствием гостей, я верю в тебя.
– Это противоречит протоколу, – насмехается Генри, потому что я уже знаю, что он скажет «да».
Я снова пожимаю плечами.
– Да и хрен с ним.
Он усмехается и смотрит на меня с гордостью.
– Ты превратила моего брата в бунтаря, Олив. – Он пожимает ее руку. – Хорошая работа.
И меняется со мной местами.
– Так-то лучше, – вздыхаю я. Потому что держать Оливию за руку кажется самым правильным.
* * *
Бал идет полным ходом. Окружающие развлекаются, музыка менее нудная, чем в прошлые годы, потому как оркестр миксует популярную музыку с классикой. Люди танцуют, едят, смеются, а я стою по другую сторону зала в одиночестве (что редкость) и наблюдаю.
Наблюдаю за ней.
Такое странное ощущение – комок радости в груди, который появляется всякий раз, когда я смотрю на Оливию. Я чувствую гордость, когда она двигается по залу с уверенностью, общаясь с женами послов, лидерами и разными королевскими особами. Она делает это так, будто занималась этим всю жизнь… будто была рождена для этого. А затем наступает неизбежный приступ агонии, когда я вспоминаю, что она уйдет. Что всего через несколько дней она уедет, оставив меня навечно.
– С тобой все в порядке, Ники? – спрашивает Генри с тихой заботой. Я не видел, как он приблизился, и не знаю, как долго стоял рядом со мной.
– Нет, Генри, – говорю я голосом, который совсем не похож на мой. – Не думаю.
Он кивает, сжимает мою руку и похлопывает по спине в попытке меня поддержать, придать сил. Это все, что он может, потому что, как я ему и сказал несколько месяцев назад… мы те, кто мы есть.
Я отталкиваюсь от стены и подхожу к дирижеру оркестра. Мы говорим несколько секунд, склонившись друг к другу. Придя к соглашению, я направляюсь в сторону Оливии. Достигаю ее, когда первые вступительные аккорды разносятся по залу.
Протягиваю свою руку.
– Могу я пригласить вас на этот танец, мисс Хэммонд?
Сомнение появляется на ее лице… а затем обожание. Это песня с выпускного вечера, которую она упомянула как любимую, но никогда не танцевала под нее, – «Everything I Do».
– Ты помнишь.
– Я помню все.
Оливия берет меня за руку, и я веду ее на танцпол. Мы привлекаем внимание всего зала. Даже танцующие пары останавливаются и поворачиваются в нашу сторону.
Когда я обнимаю Оливию, она нервно шепчет:
– Все смотрят на нас.
Люди смотрели на меня всю мою жизнь. Я нехотя это терпел.
Но не сейчас.
– Хорошо.
* * *
Ранним утром, перед рассветом, я двигаюсь внутри Оливии, на ней; одно дыхание на двоих и чистое удовольствие, которое проходит через нас с каждым размеренным движением моих бедер. Мы занимаемся любовью в прямом смысле этого слова.
Наши мысли, тела, души не принадлежат нам. Они кружатся и смешиваются, становясь чем-то новым и идеальным. Общим. Я держу ее лицо, пока целую: наши языки сплетаются, а сердца стучат в унисон. Искры бегут вниз по моему позвоночнику, покалывая электричеством, намекая на зарождающийся разрушительный оргазм. Но еще нет… я не готов, чтобы это закончилось.
Мои бедра замедляются, и я еще глубже вхожу в Оливию.
Я чувствую ее руку на своем подбородке и открываю глаза. Кулон все еще на ней, он блестит в лунном свете, но не так ярко, как ее глаза.
– Спроси меня еще раз, Николас.
Шепот надежды. Священной, волнующей надежды.
– Останешься?
– На сколько? – мягко улыбается она.
Мой голос приглушен, в нем слышится мольба:
– Навсегда.
Оливия смотрит мне в глаза, и ее улыбка растягивается еще шире.
– Да, – кивает она.
23
Оливия
Николас немного не в себе на следующее утро. Мы оба не в себе. Целуемся и смеемся, не можем оторвать руки друг от друга. Потому что это новый день. Я никогда не понимала это выражение раньше. Ну разве не каждый день – «новый»? Но сейчас я поняла разницу. Просто наше будущее, не важно, какое это будущее, начинается сегодня.
И мы с Николасом войдем в него вместе.
