На мгновение он смотрит на карточки в своих руках, и тяжело сглатывает.
– Мама о многом мечтала, как и все матери для своих детей. Она хотела, чтобы наша жизнь была наполнена смыслом, достижениями… и любовью. Любовь моих родителей была настоящим чудом, вы все видели это. Они были предназначены друг для друга. И вы, как и моя бабушка, Ее Величество Королева, ждали не особо терпеливо, – Николас дарит скромную улыбку, и в толпе слышится эхо хихиканья, – что я найду такую любовь.
Кажется, что его сейчас стошнит. Он сжимает челюсть, будто пытается удержать слова. Затем он смотрит в камеру и хмурит брови.
– Сегодня дни ваших ожиданий подойдут к концу. Я расскажу вам о монархии, о моем будущем с женщиной, на которой женюсь.
Я прикусываю щеку изнутри. Я не могу это сделать… Боже, с чего я взяла, что смогу это посмотреть?
– Она хотела бы быть здесь со мной сегодня, но… обстоятельства… сложились так, что это невозможно. – Он проводит рукой по своим темным волосам, потирает затылок, таращась на карточки в руках.
– Итак, я объявляю, что я… что я… – Он запинается, а я теряю возможность дышать.
Он не двигается несколько секунд, не говоря ни слова.
А после… смеется. Резкий и горький звук раздается, пока он сжимает свой нос и качает головой.
– Я – лошадиная задница.
Элли подпрыгивает со своего кресла.
– Я знала! Это же как в Джерри Магуайере! Он – Джерри Магуайер, а ты – его вторая половина!
Потом он продолжает.
– У меня появилось то, что было у моих родителей, – яростно говорит Николас, хватаясь за край трибуны. – Я держал это в своих руках. Любовь женщины, которая не родилась в королевской семье, но которая благородней, чем кто-либо, кого я знал. Знакомство с ней… многое изменило. А любовь к ней… вернула меня к жизни.
По толпе раскатывается волна шепотков, и Николас хмурится.
– Но я предал ее. Я усомнился в ее любви и честности. И мне жаль… – Он смотрит в камеру; зеленые глаза светятся, будто бы он смотрит прямо на меня. – Мне так чертовски жаль.
Через мгновение он поднимает глаза к толпе. Его голос становится резче, категоричнее с каждым словом.
– Но я больше не предам ее. Я не откажусь от мечты моей матери, я больше не буду игнорировать плач моей души. – Он качает головой. – Ни ради страны, ни ради короны.
Он делает паузу и скользит языком по своим губам.
– Сегодня я должен был назвать вам имя женщины, которая однажды станет королевой. Но я не могу этого сделать. Потому что я облажался, – хмыкает он. – По-королевски.
Затем он наклоняется вперед.
– Вот что я скажу вам сегодня: я женюсь на Оливии Хэммонд или вообще никогда не женюсь.
И толпа сходит с ума.
Матерь божья.
– Матерь божья! – кричит Элли.
А Марти задыхается.
– Ты будешь королевой, Лив! Как Бьенсе! – он машет руками перед своими глазами. – Я могу заплакать.
Только… я не буду. Я не могу.
– Он не может этого сделать. – Я поворачиваюсь к Логану. – Он может это сделать?
Логан тревожно сжимает губы. Затем переводит взгляд на меня и качает головой.
Один из репортеров поднимается; его затылок появляется в углу экрана. Он выкрикивает сквозь весь этот шум свой вопрос:
– Принц Николас! Закон гласит, что наследный принц может жениться на женщине благородного происхождения или на простолюдинке, но гражданке Весско. Оливия Хэммонд таковой не является.
Я смотрю на телевизор, парализованная сотней эмоций.
Толпа стихает в ожидании ответа Николаса.
– Нет, не является, – мягко отвечает он, смотря вниз.
Затем он расправляет свои плечи и поднимает голову.
– Что ж, сегодня я, Николас Артур Фредерик Эдвард, отрекаюсь от всех прав на трон Весско. С этого момента мой брат, Его Королевское Высочество Генри Джон Эдгар Томас, становится принцем Пембрук.
Толпа ревет, как бразильские футбольные болельщики после гола.
Генри просыпается и поднимает свою голову. Моргает.
– Подождите. Что?
Николас похлопывает его по плечу и широко улыбается.
– Это теперь твое, Генри. Ты справишься, я знаю.
Николас поднимает свои руки вверх.
– Больше никаких вопросов, мне нужно многое сделать. Спасибо за ваше время. – Он поворачивается, чтобы уйти, но затем передумывает и возвращается на подиум. – И еще. – Николас смотрит в камеру, и мне кажется, что он словно прикасается к моей коже. – Ты просила предупредить тебя, Оливия. Я иду за тобой, любимая.
И этот сукин подмигивает.
Он исчезает с экрана, поток репортеров следует за ним.
В кофейне царит тишина, за исключением обалдевшего ведущего новостей. Марти выходит наружу, набирает номер телефона своего нового парня и обсуждает с ним лучший романтический жест всех времен. Элли валяется на полу. Думаю, она где-то между «Артуром» и «Эдгаром» потеряла сознание. Я медленно поворачиваюсь к Логану.
– Это только что произошло?
Логан кивает.
– Это случилось, девочка.
– Я не могу поверить… Что он натворил?
– Николас отрекся от короны ради тебя. – Его темные глаза дьявольски горят. – Всегда знал, что он умный парень.
Требуется минута, чтобы все это постичь. Повторение про себя, кажется, помогает.
– Он приедет.
– Так он сказал, – соглашается Логан.
– Он приедет сюда… за мной.
– И эту часть я тоже слышал.
Так много нужно сделать… но… необходимо расставить приоритеты.
– Он приедет сюда за мной, а я не брила ноги три дня!
Я тащу свою задницу к лестнице, сбивая один из столов.
Позади себя я слышу бормотание Логана:
– Американские женщины сумасшедшие. – Затем он обращается к Элли: – Поднимайся, опоссум.
26
Николас
Выбраться из резиденции – настоящее шоу из дерьма. Охрана с трудом сдерживает публику и прессу. Меня хватают, жмут руку, пытаются обнять и поцеловать, кто-то выкрикивает поздравления, кто-то проклинает, кто-то задает вопросы или все одновременно.
Мир сошел с ума.
Но я не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь чувствовал себя таким счастливым.
Таким чертовски свободным.
Мне море по колено. Я мог бы перелететь горы, если придется. Потому что каждый шаг приближает меня к дому. К Оливии. Я практически чувствую ее вкус на языке, и я клянусь, с каждым вдохом я ощущаю запах роз и жасмина.
