На улице переводчик показывал новеньким линейку для построения. Старожилов строили отдельно.
— Вам следует быстро подряд называть по-немецки свои номера! — громко сообщил переводчик сразу всем шеренгам из новеньких. За их спинами шла одна надзирательница, перед строем другая — плотненькая круглолицая блондинка крестьянского вида с каким-то списком в руках. Немецкие числительные были для большинства прибывших чем-то хорошо забытым со времён школы, а то и вовсе неизвестным: женщины путались, сбивались или совсем не могли вспомнить слов — показывали повязку. Тогда Волчиха сзади чётко и громко произносила номер и велела тут же повторить. Особо непонятливые или непокорные немедленно получали удар шлангом по спине.
Асие замешкалась, не запомнив, как сказать номер, и Марьяна быстро сказала за неё — вслед за своим. За что немедленно получила грубый окрик и удар по спине.
— Гады, показывают, где наше место, — тихо и зло сказала рядом женщина. Марьяна же выпрямилась и, глядя в глаза надзирательнице-блондинке, чётко сказала:
— Mein Deutsch ist schlecht, lass einen Übersetzer kommen
[75].
Надзирательница крикнула что-то в сторону, Валя поняла только «шнелль», и подбежал переводчик.
— Вы нарушаете ваши же законы, — жёстко заявила Марьяна. Переводчик вытаращил глаза: видимо, не часто пригнанные так говорили. — Переводи-переводи… — добавила Марьяна строго. — Где хвалёный немецкий закон и порядок? Эту женщину угнали сюда незаконно — ей больше шестидесяти лет, по приказу — до сорока пяти. Если уж один раз они закон нарушили, пусть по крайней мере её не бьют и дадут спокойно освоиться и выучить какие-то слова.
Переводчик, запинаясь, перевёл.
— Не ври, — одёрнула Марьяна. — Переводи точно: не «мы просим», а вы нарушаете свой же порядок. Её сюда пригнали незаконно… Посмотри, она тебе в матери годится.
— Я понял, — тихо и неохотно сказал переводчик. — Я… постараюсь убедить начальство дать ей работу полегче. Ты с ней только номер выучи.
В конце концов первое построение было закончено, и пленниц повели в столовую.
Ужин, как и предсказывала Шура, состоял из тушённой на воде и разваренной почти в кашу капусты, тоненького кусочка хлеба и странного напитка, который называли чаем, но который не имел ни вкуса, ни запаха настоящего чая. Однако усталым и голодным пленникам было уже всё равно. Не капризничали даже Маришка с Васяткой.
Тем временем совсем стемнело. Женщины стали укладываться спать. Нина тихонько уговаривала детей, рассказывая им что-то мягким журчащим голосом, другие негромко переговаривались, кто-то ворчал. Валя забралась на свой второй ярус, улеглась калачиком и, накрывшись тонким одеялом, отвернулась от всех. Сон не шёл. Напряжение дня с трудом уходило из уставшего тела, а мысли перескакивали с одного на другое, не успевая зацепиться ни за что. В конце концов из глаз тихо, но неудержимо полились слёзы. Валя долго плакала, уткнувшись лицом в грубую серую подушку, и уснула, только когда уже не осталось ни сил, ни слёз.
Утро нового дня
Гонг пронзительно зазвенел на весь лагерь в пять утра. Следом за ним в комнате появилась надзирательница.
— Ауфштейн!
[76] — громко скомандовала она и пошла вдоль нар, подхлёстывая тех, кто недостаточно быстро проснулся.
Вале было зябко, она натянула единственную кофту, которую дала Марьяна, запахнула поплотнее и пошла за другими умываться и строиться на плацу. Умывальник находился на улице за бараком — ряд кранов отходил от протянутой над землёй трубы, под кранами был укреплён длинный жёлоб, по которому вода стекала в зарешёченное отверстие в земле. Вода оказалась только холодная. Невыспавшуюся Валю знобило, и она, стуча зубами, лишь слегка намочила ладони и протёрла лицо.
С грехом пополам, под окрики и ругань Волчихи, пленницы построились и прошли перекличку по номерам. Завтрак состоял из кружки эрзац-кофе
[77] и тонкого кусочка серого хлеба. По выходе из столовой всем велели надеть рабочие фартуки и снова построиться у барака. Немолодой немец в такой же полувоенной форме, как надзиратели, двигался вдоль шеренги и время от времени выдёргивал то одну, то другую женщину, командуя рукой: направо, налево. Выдернул и Валю — повелев встать к правой группе. Всего девять человек. Там же оказались Наташа и Нина, чьи ребятишки были в бараке — им запретили выходить на построение.
Левая группа из шести человек, в числе которых была и Асие, получила задание начисто вымести территорию лагеря. Им выдали прутяные мётлы и под надзором Волчихи отправили работать.
Правая группа услышала слово «кюхе» — им предстоит работать на кухне, поняла Валя. Она крепко держалась за Наташину руку, радуясь про себя, что рядом с нею люди, ставшие уже своими. Пленниц повела та блондинка, что вчера их принимала, — её звали Герда Мильден. Немец, который распоряжался распределением работ, отправил всех остальных новеньких под присмотром дюжины охранников куда-то за пределы лагеря.
Посреди кухни стоял огромный деревянный чан, возле него лежали мешки с картошкой и ещё с чем-то непонятным: эти мешки были сравнительно лёгкими и будто набитыми резаной губкой.
— А это что? — тихонько спросила Валя, кивнув на непонятные мешки, пока Мильден выдавала пятерым работницам ножи и показывала, где взять воду.
— Не знаю… что-то сушёное вроде бы.
— Не разговаривать! — прикрикнул появившийся переводчик. — Вы, — обратился он к девушкам у чана, — чистить картошку. Вы две — принести брикеты и мыть посуду, Эрна будет варить, — указал он на крупную пожилую немку в фартуке поверх клетчатого платья и в платке, под который были аккуратно убраны волосы.
— Откуда что принести? — переспросила переводчика Наташа, ставшая в пару с Валей.
— Там топливо для плиты. — Он указал на высокий — едва не под потолок — решётчатый ящик в дальнем углу.
Валя и Наташа даже не сразу сообразили, как из этого высоченного, чуть ли не под потолок, аккуратного штабеля вытащить бурые брикеты, которые, видимо, и были топливом. После нескольких попыток вытянуть их из середины девушки услышали окрик. Эрна что-то быстро говорила и показывала куда-то вбок, но Валя от испуга не поняла ни слова. Наташа обошла короб и увидела приставную лесенку из двух досок и трёх перекладин.
— Ишь, смотри, какой порядок у них. Тут не бери, там бери… Я не поняла ни черта, что эта говорит, но вроде сверху нужно брать. Давай я залезу, а ты принимай.
