Подруги не позволили Шуре стоять в очереди к окошку, посадили за стол, принесли её порцию, всячески помогали и сочувствовали. Потом её отвели в комнату, а кухонная бригада осталась мыть всё те же миски, протирать столы и пол. Эрна ушла, как только раздала ужин. В столовой и в кухне оставались надзирательницы, которые строго следили, чтобы работницы прибирались тщательно и не приближались к запертой кладовке с запасами хлеба и маргарина.
Длинный рабочий день кухонной бригады тоже наконец закончился, и все, быстренько умывшись, отправились спать. Валя только чуть-чуть успела пошептаться с Наташей, но сон быстро сморил её.
Торф
Раннее утро началось с распоряжений на построении.
— Внимание! — громко говорил переводчик. — Каждая комната с сегодняшнего дня — это одна бригада. Не меняться! Вся бригада идёт на работу в одно время и в одно время возвращается. Если кто-то нарушает дисциплину, отлынивает от работы или попытается убежать — наказаны будут все остальные. Бригада имеет номер — из номера барака и номера комнаты. Слушать внимательно! Бригады с двенадцать-один по двенадцать-четыре идут на торфяную работу.
— Двенадцать — это наш барак, да? — тихо переспросила Катя. — Значит, наша комната — на торф?
Марьяна кивнула и приложила палец к губам — сзади подходила надзирательница.
— Бригады с двенадцать-пять по двенадцать-восемь — на разгрузку вагонов. Бригады двенадцать-девять и двенадцать-десять, как и раньше, — на фабрике.
Марьяна сделала из шеренги шаг вперёд и знаком подозвала переводчика, пока тот не убежал к следующему строю.
— Вы обещали самой старшей женщине лёгкую работу, а теперь её отправляют на торф? И куда детей?
Переводчик переспросил Герду Мильден и снова повернулся к строю.
— Эта, — указал он на Асие, — остаётся убирать территорию. Дети тоже остаются. Остальные — по назначению. Вот начальник бригад на торф. — Он повернулся к немолодому приземистому немцу весьма сурового вида.
Немец пошёл вдоль строя, внимательно рассматривая всех, потом обернулся и что-то недовольно сказал Герде, тыча пальцем в лёгкое Валино платьице и Наташины туфли. Надзирательница кивнула и куда-то ушла. Через несколько минут вернулась и что-то сказала переводчику.
— Всем получить рабочую одежду, обувь и паёк!
— Какой ещё паёк?
— Обед будет на месте работы, сухим пайком. Ужин здесь.
Торфяные бригады отправились вслед за Гердой, подгоняемые недовольными окриками охраны. Всем без разбора выдали серые халаты на пуговицах и странные башмаки: к деревянной подошве было прибито что-то вроде носка из плотной ткани. У некоторых ткань закрывала только переднюю часть, оставляя пятку открытой.
— Шнель, шнель, — торопили надзиратели.
Женщины кое-как напяливали эту странную обувь и строились, на ходу надевая халаты. Вале халат оказался неимоверно велик, и, пока она соображала, что с ним делать, её окликнула Нина.
— Велик? А мне маловат. Поменяемся.
Тут же подбежал охранник и стукнул Нину по спине резиновой палкой:
— Schnell! Rede nicht!
[78]
Тем временем Эрна вынесла два мешка, до половины загруженных хлебом, и женщинам из первого ряда было велено взять их.
Наконец колонна вышла за ворота. Топот множества деревянных подошв по брусчатке городка, казалось, разносился на километры.
— Как прокажённые, — сказала Марьяна.
— Прокажённые? Это кто? — переспросила Валя.
— Больные проказой. Их все боялись. В старые времена такие люди должны были, идя по улице, звонить в колокольчик или стучать трещоткой, чтобы к ним не приближались здоровые. Вот и мы так же — идём и грохочем, мол, не подходи, народ, русские идут.
Передвигаться в этой странной обуви было очень неудобно, Валя не сразу поняла, как нужно ставить ногу, чтобы жёсткая подошва не цеплялась за брусчатку. Несколько раз она споткнулась, едва не упала и шла держась за Марьяну.
На поле, куда пришли пленницы, уже работали мужчины. Странными угловыми лопатами они вырезали большие бруски торфа и складывали в решётчатые штабели — на просушку.
Женщин повели мимо них дальше. Там на узких рельсах стояли деревянные вагонетки, в которые нужно было грузить подсохшие торфяные брикеты.
Надзиратели и охрана под руководством бригадира быстро расставили всех по местам и объяснили, что нужно делать.
Валя принимала брикеты, которые ей передавали со штабелей, и укладывала их в вагонетки. Брикеты были не очень тяжёлыми, но неудобно большими. Даже взрослый человек мог взять брикет только двумя руками. Мелкая сухая торфяная пыль висела в воздухе, от неё чесались глаза и кожа, хотелось пить, но надзиратели и бригадиры ходили вдоль вагонеток и строго следили, чтобы люди работали быстро и не отвлекались. Через некоторое время женщинам стало казаться, что каждый следующий кусок торфа — тяжелее предыдущего. Работа пошла медленнее, надзиратели ругались и подгоняли, пока кто-то не возмутился:
— Если вы хотите, чтобы мы выполняли норму, давайте хотя бы воду!
— Rede nicht!
[79]
— Rufen Sie einen Übersetzer!
[80]
Пожилой бригадир подошёл на шум. Ему повторили просьбу позвать переводчика.
— Spricht jemand Deutsch?
[81] — громко крикнул он.
— Ich spreche Deutsch!
[82] — раздалось со стороны.
Оказывается, работавшие недалеко мужчины тоже прислушивались к шуму возле вагонеток. Высокий худой парень спрыгнул со штабеля торфа и двинулся к женщинам.
— Николай, ты?! — вдруг негромко воскликнула Марьяна, и Валя узнала одного из парней, ехавших с ними до границы в вагоне.
Оглянулась и Нина. Николай было радостно заулыбался, но тут же сделал предупреждающий жест: осторожнее, не надо показывать радость, поняла Валя.
— Я говорю по-немецки, — сказал парень бригадиру. — В чём дело?
— Они должны соблюдать порядок, не то все пойдут в карцер! — сказал один из надзирателей.
Николай коротко перевёл и без паузы добавил:
— Осторожнее, бабоньки. С первого дня в карцер — лучше не надо. Что вы хотели им сказать?
— Пусть нам хотя бы воду дают!
— Вы же хотите, чтобы у вас были нормальные работники? — обернулся парень к главному немцу. — От вас тоже требуют, чтобы норма выполнялась? Тогда разрешите им воду и короткий перерыв хотя бы через два часа. Иначе они не смогут эффективно работать.
