14 января
Сегодня британцы бомбили наш завод. Не в мою смену, правда. Девочки говорят: перепугались все до смерти. Но бригадиры не допустили паники и очень строго, организованно вывели всех в щели. Разбомбило приготовительный цех и тарный. Наши цеха целы. А в тарном погибли две девочки из нашего барака. Почему они не ушли в щель — неизвестно.
А сейчас нам идти на смену, и как мы будем работать — непонятно. Говорят, начальство очень следит, чтобы народ при бомбёжках прятался в щели, а не разбежался кто куда.
Валя
Снова город
В субботу, закончив дела пораньше, Тильман умчался на соседнюю ферму к другу Андреасу. Валя ни разу не видела этого парня, но Тиль о нём часто рассказывал. Ребята дружили со школы, и, хотя оба ушли после восьмого класса, дружба осталась, и они старались выкраивать в хлопотной фермерской жизни время для встреч.
Обычно Тиль улетал на велосипеде и возвращался поздним вечером, чтобы помочь с последними делами. И вдруг сегодня Валя увидела, что он возвращается буквально через час после отъезда.
— Тиль! А что это ты вернулся? Ой… — Валя вдруг увидела, что на нём буквально нет лица. — Что случилось?
— Где отец?
— В хлеву.
Тиль бросил велосипед и помчался в хлев. Валя — за ним.
— Пап, у нас, похоже, беда!
— Что такое?
— Ну то есть не у нас лично. У Анди…
— Да говори толком!
— Тётя Луиза там одна. Говорит, что Анди с отцом позавчера уехали в город и не вернулись. У них там сестра дяди Йохана в городе живёт. Они к ней поехали. Пап, мы не можем съездить? Узнать бы, что там. Я могу, конечно, и на велосипеде, но, может, там помощь нужна.
— Можно, но кто молоко после вечерней дойки сдавать будет?
— А мы с тётей Мартой не справимся?
— Ты что, Вальхен! Ты представляешь, сколько полный бидон весит? И как вы уедете? А дети? — Клаус обернулся к сыну. — Вот что. Давай-ка все выйдем на дойку чуть пораньше. Вчетвером быстро. Часам к пяти управимся и поедем сразу и молоко сдавать, и в город, а я ещё, может быть, заеду Франца проведать.
— Вы поедете к доктору Обермайеру? — спросила Валя. — Можно я с вами?
Они обсудили всё с Мартой, быстро закончили дела и, погрузив в телегу бидоны с молоком и корзину яиц, отправились в путь. Валя и Тиль уселись на задний бортик телеги, болтали ногами, смотрели на убегающую от них дорогу, обсаженную старыми раскидистыми липами, и разговаривали о том о сём. Девочка старалась отвлечь друга от тревожных мыслей об Андреасе и его отце, но всё же время от времени оба замолкали и задумывались: что они увидят в городе? О страшных ковровых бомбардировках городов говорили все в округе. Британские самолёты не трогали фермы, маленькие деревни и посёлки, если только рядом не было военных заводов. Но в городах, сообщали знающие люди, происходит что-то страшное.
Проехали мимо фабрики, что была недалеко от посёлка. Сквозь кованые ворота Валя успела разглядеть разрушенные здания и людей в серых рабочих халатах, разбирающих завалы. Увидев колонну женщин, которая шла с фабрики в сторону лагеря, Валя машинально схватилась за свой тёплый жакет — испугалась, что не пришила значок. Потом вспомнила: Клаус специально не велел, чтобы не привлекать внимания.
«Как хорошо, что даже в посёлке не все знают в лицо всех окрестных бауэров, — подумалось ей. — А в городе и подавно. Иначе несдобровать бы Шольцам за такие вольности в обращении с остами». Стук множества деревянных подошв эхом отзывался по улицам, заставляя жителей осторожно отходить в сторону. Следом двигалась колонна мужчин, тоже с голубыми знаками на груди, — её охраняли гораздо строже, чем женскую.
По пути сдали молоко и яйца, и, как только повозка стала легче, Клаус начал поторапливать коня. Валя видела, что старший Шольц тоже заметно нервничает.
Уже на окраине города было видно, как много в нём разрушено за несколько дней бомбардировок. Кварталы просвечивающих насквозь домов — одни стены. Улица, все дома на которой — и целые, и разрушенные — черны от гари.
— Что это так сильно горело? — тихо спросила Валя.
Тиль пожал плечами. Зато ответил Клаус:
— Это новое изобретение англичан. Я по радио слышал. Бомбы, которые устраивают на улицах целый огненный смерч. Сжигают всё подряд… Привет, война, вот мы и встретились снова… Кто бы мог подумать. — Клаус замолк, а потом, сменив тон, деловито спросил: — Тиль, ты адрес-то знаешь, где сестра Йохана живёт?
— Да. — Тиль назвал улицу и дом.
— А, помню, где это. Сначала туда. А потом к Францу.
До́ма по названному Тилем адресу уже не было. На месте одной его половины — груда развалин. В устоявшей части, открытые всем взорам и ветрам, стоят, а кое-где почти висят, держась непонятно как, части квартир. Вот детская с весёлыми обоями на стене и более ярким квадратом на них от картины или зеркала. Маленькая кроватка повисла, зацепившись за балку этажом ниже. На третьем этаже в прихожей аккуратно повешены на массивных бронзовых крючках чьи-то куртки и пальто. Только, кроме этой одинокой стены, никакой прихожей уже нет. Кокетливая женская шляпка валяется посреди мостовой, вся засыпанная чем-то серым.
Мужчины в форме и касках укладывали на носилки спасённого из-под развалин человека. Люди самого разного вида — от стариков до мальчишек и женщин в дорогих туфлях, жакетах и шёлковых платьях — организованно выстроились в цепочки и терпеливо, аккуратно разбирали завалы. Валя с удивлением увидела очень старую даму в шляпке с вуалью, пальто и плотных перчатках, которая, сидя на каком-то стуле, тоже участвовала в этой цепи. Две женщины, получая переданное по цепочке, отдавали его разным людям. Целые кирпичи — старику, который тщательно укладывал их в устойчивый штабель, обломки — парню, грузившему их в большую тачку, годные вещи — старушке на стуле. Та как раз и сортировала полученное. Валя вдруг поняла, как она их раскладывает: сюда — детское, сюда — взрослую одежду, сюда — домашнюю утварь.
Пока Клаус и Тиль расспрашивали окружающих о Йохане, его сестре и Андреасе, Валя сидела на телеге, стараясь не привлекать внимания. Однако, увидев, что женщина на стуле пытается дотянуться, чтобы аккуратно поставить на нужное место чудом уцелевшую фаянсовую миску, не выдержала. Соскочила с повозки, подошла, молча перехватила миску и бережно поставила её на землю. Старушка благодарно кивнула.
— Не могу стоять, — сказала она, указав на прислонённый к стулу костыль, и тут же подала Вале вещь, которую нужно положить подальше в кучу детских. Как-то сама собой Валя включилась в общую работу, и вот она уже чувствует себя равной среди равных. Никому не важно сейчас, кто ты, — пришла помогать, и спасибо тебе.
Клаус с сыном куда-то уходили, приходили, опять уходили. Увидев Валю в цепочке, Клаус тепло и благодарно улыбнулся ей и опять куда-то убежал. Подошёл Тиль.
