— Говорят, Йохана увезли в госпиталь. Позавчера. Вон тот спасатель вспомнил, что тогда с улицы уносил человека, по описанию похожего. А про Анди никто ничего не знает. Папа в госпиталь побежал — тут полчаса пешком. Без повозки проще. Я пока тут побуду.
Тиль подобрался через завал к парню, который грузил обломки, и помог сдвинуть тяжёлую тачку. Вдвоём они укатили её куда-то, вернулись и снова стали нагружать скопившимися уже обломками.
По мостовой девушка катила низкую широкую детскую коляску. «Двойняшки, что ли?» — успела подумать Валя. Девушка остановилась рядом, и Валя увидела, что коляска пуста.
— Что для службы детской помощи? — деловито спросила девушка.
Валя указала на гору вещей. Та первым делом стала выбирать игрушки и детскую посуду, складывая их вглубь коляски. Валя сначала удивилась, а потом поняла: одежда и сверху не рассыплется, а игрушки поверх кучи вещей не положишь — разлетятся. Она стала помогать поплотнее укладывать вещи, заодно сразу отделяя одежду для мальчиков и девочек.
— О! Верно! — сказала девушка. — Сразу и стирать будем такими партиями. Молодец.
Она тронула наполненную доверху коляску и, помахав Вале и старушке, сказала:
— Приедет серый фургончик — это за вещами для взрослых. Ребята! — Вдруг крикнула она куда-то вверх, в сторону развалин. — Обломки мебели собирайте! На топливо больнице!
— Поняли! — ответили сверху.
Они работали, судя по сгустившимся сумеркам, уже часа два, когда вернулся Клаус — мрачный и подавленный.
Тиль и Валя бросились к нему.
— Йохан в больнице. У него обожжены лёгкие, и вряд ли он выкарабкается.
— Как — обожжены?.. Он был не здесь? — догадалась Валя.
— Он что-то сказал? — одновременно спросил Тиль.
— Йохан без сознания. Они втроём были на базарной площади и по тревоге побежали к убежищу. Его сосед по палате тоже там был. У него обожжена спина, но он в сознании. Говорит: по улице нёсся буквально огненный поток. Йохан втолкнул сына и сестру в арку, а сам не успел и попал в огонь. А следующая бомба разрушила дом с аркой. Я туда сходил — это рядом. Разбирают завалы, однако надежды нет. Если только на чудо. Но, боюсь, это не для тех, кто стоял в арке.
Тиль ничего не выражающим взглядом смотрел перед собой. Валя тихо взяла друга за руку. Тот вздрогнул и сжал её ладонь изо всех сил, но головы не повернул. Они долго стояли молча. Наконец Валя решилась спросить:
— А… доктор Обермайер… мы к нему поедем?
— Нет, мы поедем домой. — Клаус помолчал. Сглотнул. — Я видел Франца. Он в том госпитале теперь работает. И живёт. От их дома тоже ничего не осталось. А Роза… погибла. В первый налёт.
Валя вдруг с ужасом посмотрела на Клауса:
— Она не пошла в убежище, да?
— Откуда ты знаешь?
— Не знаю. Просто подумала вслух. Доктор ещё тогда сказал — у неё не осталось сил жить.
— Да, так. — Клаус обнял ребят за плечи и повёл к телеге. — Нужно выбираться из города. Скоро совсем темно станет. Светомаскировка хорошая, мы тогда вообще ничего здесь не увидим.
Обратный путь прошёл в молчании. Они выехали из города, и лошадь не спеша постукивала копытами по знакомой дороге. Яркая луна виднелась впереди, между высокими деревьями, растущими вдоль дороги, — будто свет в конце туннеля. Но свет этот был мертвенным, и Вале казалось — не сулил никаких надежд.
* * *
Дома их дожидалась Марта. Она уже уложила детей и сидела на кухне, глядя на разорванный конверт и письмо перед собой.
Пока умывались и усаживались ужинать, она ни о чём не спрашивала. Молча разложила гороховую кашу с луком, заварила травяной чай и предложила Клаусу лёгкого пива. Муж вопросительно взглянул на неё: откуда?
— Бергман принёс. За починку упряжи.
Клаус коротко рассказал, что увидели и узнали в городе. Марта долго молчала, потом показала на письмо.
— От Берты. Из Берлина.
Берта была близкой подругой Марты со времён учёбы в университете. Валя не раз слышала рассказы об их студенческой жизни, о том, что Берта мечтала работать конституционным юристом, быть среди тех, кто станет строить настоящую республику в бывшей империи. Но тогда в Германии, только-только выбиравшейся из последствий мировой войны, люди ещё не представляли себе женщин в политике. Берта надеялась пробиться к этой интересной для неё работе, но в конце концов вышла замуж за австрийского архитектора и уехала в Вену. Теперь, когда её муж погиб на Восточном фронте, она вернулась в Берлин, учила девушек рукоделию и домоводству и писала Марте длинные письма. Марта говорила, что в Берте спит великий журналист или писатель, но проснуться он сможет только не при этом режиме. Теперь она начала читать вслух.
Как ты помнишь, я была в Гамбурге прошлой осенью, когда британцы его бомбили. Тогда я чудом спаслась и не смогла описать тебе весь тот кошмар, что творился в городе. Теперь он настиг нас в Берлине. Я слушаю британское радио, они опять говорят об «огненном шторме», считая опыт Гамбурга вполне успешным.
Тогда их нечеловеческие зажигательные бомбы падали на город сплошным дождём. Ветер (не знаю, какой больше — природный или от взрывной волны) добавлял огню силы. Пламя стеной неслось по улицам, как нам казалось, со скоростью самолёта. Мне повезло: я была в порту, и мы прятались в убежище у самой воды. В бывших складах пряностей. А в центре на узких старых улицах огонь высасывал кислород из бункеров и подвалов, поэтому даже не задетые ни бомбами, ни огнём помещения становились братскими могилами. Нам потом приходилось разбирать эти горы маленьких высохших заживо трупов. Уже позже, по дороге в Берлин, я слышала от людей, что столб дыма над Гамбургом был виден за десятки километров.
Чего англичане пытаются добиться своими атаками на гражданское население? Ужас, который творится теперь в Берлине при ковровых бомбардировках, вызывает у меня не желание сдаться, а наоборот — какую-то энергию, смешанную с непокорностью. Если они надеются этим сломить наш дух, то определённо облаивают не ту луну
[110].
Женщины в очередях говорят, что ситуация безумна, что они уже хотят мира, и чем скорее наши власти его заключат, тем меньше риска, что сюда придут англичане или, не дай бог, — красные. По-прежнему слушаю американские и английские передачи и понимаю, что война уже точно проиграна. Остаётся надеяться только, что это будет скоро и что всё же придут американцы. Если придут красные — будет страшное. Они должны слишком сильно нас ненавидеть.
Наташа. Из дневника
14 мая 1944
Сегодня девчата с ночной смены принесли новость. Крым освобождён! Фашистское радио, конечно, такого не скажет, но на фабрике есть люди, которые слушают англичан (по-немецки) и даже наших по-русски. Говорят, что англичане вчера об этом сообщили.
