Таким образом, оба супруга в этих частных, интимных записках предстают исполнителями своих родительских ролей: Наталья занималась поддержанием материального благополучия усадьбы и ее обитателей; Андрей, со своей стороны, был интеллектуалом, абстрактным мыслителем, воспитателем и наставником – в этом случае, как и во многих других, он обучал своих детей манерам и привлекал всю семью к участию в своих образовательных проектах (важнейшей частью которых были «почтовые сношения»).
Интересно, что материнство (в том смысле, который предполагался современной Чихачёвым идеологией домашней жизни) и «женская» чувствительность в записях Натальи практически отсутствуют. Но управление имением было в некотором смысле тоже проявлением материнства, для которого удовлетворение материальных потребностей оказывалось важнее, чем эмоциональное воздействие на ребенка и воспитание. Такое определение материнства также отличается от бытовавшего в тот период на Западе в том важном отношении, что Наталья обеспечивала благополучие не только своих детей, но также мужа и зависевших от нее крепостных. Если целью дневника было ведение записей об этой работе, то вполне естественно, что другие стороны ее жизни на его страницах выглядят второстепенными (что не обязательно соответствовало положению дел в реальной жизни). Когда она садилась писать, перед ней не стояло задачи отразить ту часть своей жизни, которую она считала личной или отделенной от обязанностей хозяйки, – чувства к детям и мужу, мысли и ценности. Кроме того, она также могла разделять мнение Андрея, что ведение личных, ученых или шутливых заметок – его «департамент», где ей не место.
В 1831 году Наталья ездила в Москву вместе с Иконниковыми, оставив свои обязанности на Андрея. В дневнике он отразил свою неуверенность в подобных делах:
Федосья Александр[ова] спрашивала, ткать ли в две нити миткаль: ибо делать барыня приказывала поплотнее, а в это бёрдо одна нитка никак неубивается. Я говорил, что это не мое дело, однако разрешило ее недоумение приказав ткать в 2 нитки, когда Нат. Ив. приказывала поплотнее: ибо в обращиках большая примечается разница
[355].
В обычных обстоятельствах Андрей не обращал внимания на эту важнейшую часть выполнявшейся в усадьбе работы, а когда его вынуждали что-то решать, ссылался на мнение Натальи и заявлял, что вовсе не интересуется ее «делом». Подобно своей жене, Андрей, по-видимому, достиг повседневного взаимопонимания с крепостными в Дорожаево, но его близкие отношения с крестьянами принимали формы, отличные от Натальиных: он останавливался поговорить с крестьянами и возглавлял работы над проектами, захватывавшими его воображение (например, любыми строительными работами или своими изобретениями)
[356]. Но очевидно, что он считал входящими в сферу своих интересов лишь некоторые виды выполнявшихся в имении работ; его участие было спорадическим и добровольным. Дела в имении шли хорошо только благодаря ежедневному надзору Натальи. Она просила мужа принять из ее рук бразды правления лишь в случаях крайней необходимости. (Ранее упомянут как раз такой единичный случай, когда Андрей отправился на молотьбу, поскольку у Натальи болел живот. Это произошло во время оживленного осеннего сезона, когда Наталья работала с рассвета до позднего вечера и, возможно, довела себя до болезни, в то же время на обычные занятия Андрея урожай практически никак не влиял.)
То, что такое разделение труда было четко определенным, признавалось домочадцами Чихачёвых, и на него прямо ссылались обе заинтересованных стороны, что очевидно из «почтовых сношений» за 1834 год, где Наталья в мельчайших деталях описывает собранный урожай и в заключение пишет: «Вот кажется все тебе написала, что до моего департамента принадлежит»
[357]. Андрей подтверждает, что точно так же понимает «департамент» Натальи, в другом письме к Якову, написанном двумя годами позднее: «Нат. Ив. не приписывает к тебе по скорости времени, и потому что она занята своим хозяйством, которое у нее (нечего сказать) идет вообще славно, хорошо, отлично, похвально, примерно и пр. и пр.»
[358] В том же духе Андрей замечает жене, что он сам: «…все хватается за поэтическое, а вам сударыня предоставлено обширное экономическое поприще»
[359].
Однако занятия Андрея не ограничивались исключительно «поэзией». Его дневники показывают, что он не только носился со своими «выдумками», но также следил за тем, как объезжают и тренируют лошадей, участвовал от имени семьи в судебных делах, планировал продолжавшееся строительство и перестройки, неизбежные в большой сельской усадьбе, и надзирал за строительными работами, а также был отчасти вовлечен в политическую и общественную жизнь местного дворянства. Большая папка с записями, которые он вел, когда служил смотрителем участка во время эпидемии холеры 1831 года, свидетельствует о тщательности и компетентности, с которыми Андрей исполнял эту должность
[360]. Помимо этого, он улаживал серьезные конфликты со своими крепостными, а также между самими крестьянами. Он увлекался садоводством, хотя его интересы ограничивались разведением цветов и заботой об экзотических посадках в парнике, который он называл своей «оранжереей», в противоположность располагавшемуся под открытым небом огороду, которым занималась Наталья
[361]. И наконец, важнее всего было то, что Андрей посвящал много времени обучению детей, ведению переписки и литературным трудам – занятиям, которые он считал своим основным призванием и своим делом, в его глазах сопоставимым с работой в имении, выполнявшейся его женой, и дополнявшим ее. Он считал, что занят работой вне дома, несмотря на то что она по большей части выполнялась в его кабинете: ведь эта деятельность касалась главным образом идей. Труд жены он, напротив, считал домашним, подразумевая под «домом» все свои разбросанные по нескольким губерниям имения с сотнями населявших их крепостных
[362]. Записи Натальи чаще всего касаются продукции имения и труда крепостных (его организации, результатов, небольших споров). Алексей однажды вскользь упоминает, что Наталья давала детям белые сливы из оранжереи – это лишь один пример, подчеркивающий, что она интересовалась главным образом тем, что питает тело; в многочисленных же записях Андрея об оранжерее основное внимание уделено цветам, а также тому, как они питают и согревают душу
[363].
