Во всем, что написано Алексеем, неизменно звучит голос Андрея. В школьных дневниках Алексей жаждал порадовать отца и бывал пристыжен, когда тот его журил. Прилежная учеба Алексея и то, как Андрей откликался на каждый поступок мальчика, составляют основное содержание записок Алексея, в особенности – первого его дневника, что демонстрируют приводимые ниже фрагменты [курсив автора]:
Учился у Папиньки делать конвертики. Папинька хвалил меня за хороший почерк. ‹…› Папинька экзаменовал меня из Закона Божия и француского языка, и остался мною весьма доволен, после чего осматривали конюшну и ригу. ‹…› Папинька экзаменовал меня из немецкого и латинского языков, и опять похвалил, примолвив чтоб я и во втором классе также старательно учился как и в первом. ‹…› После обеда папинька заставил меня переписать список воспитанников Институтских и почерком моим был очень доволен, за что и подарил мне картинку. ‹…› Папинька занялся со мною француским чтением, и был мною очень доволен. ‹…› после обеда папинька взял меня с собой в гости в село Зимёнки к господам Култашевым где меня очень хвалили ‹…› Утром папинька заставлял меня читать первую главу француского Телемаха и весьма меня хвалил за хорошее чтение
[708].
Такие записи об уроках или совместных с «Папинькой» занятиях лишь изредка перемежаются краткими замечаниями о гостях или случайными подробностями относительно лошадей. В целом складывается впечатление, что в те годы «Папинька» был центром жизни Алексея. Обратное тоже верно, хоть и в меньшей степени.
В своих дневниках и записках Андрей вполне конкретно объясняет, как намерен действовать, чтобы воплотить в жизнь свои мечты и решить проблемы, связанные с образованием Алексея: например, в записи о привидевшемся ему ярком сне о будущем сына. Пробудившись от этого сна посреди ночи, он немедленно взглянул на жену и Алешу, спавших подле:
Поцеловал одну, поласкал другова, взглянул на маленького моего Дибича, и подумал: что ожидает этого милого моего сынка в свете?? – Будет ли он в самом деле Дивич, или просто посредственный-частный человек; богач или бедняк? Ожидают ли Его успехи, щастие или препятствия, неудача, сердечные и душевные беспокойства?? – Он человек – След.: не изымием из общей человеческой участи скользить спотыкаться, падать, вставать, опять шататься – терять, обманываться, желать, исполучить, ожидать, беспокоиться, вертеться в вихре суэт. ‹…› и проч. и проч: Еще поцеловав еще поласкав – я бросил взгляд вокруг себя, желая схватить что-нибудь печатное и читать – протянул руку к Новой выдумке и приподнял покоящегося на оной Карамзина
[709].
Поразмышляв о том, что может принести будущее, поцеловав и «поласкав» жену и сына, Андрей немедленно ищет, что бы почитать. Иными словами, испытывая столь знакомый всем родителям страх за будущее детей, он в первую очередь обращался за мудростью и наставлением к книгам.
Ниже в той же записи Андрей более конкретно описывает, какого будущего хочет своему сыну. Хоть он и мечтает о генеральстве, ему также хочется, чтобы Алексей добился чего-то большего, чем успешная армейская карьера. При этом он заявляет, что «учоность , авторство для меня имеют преимущество перед всякими другими обязанностями в жизни человека долженствующего служить отечеству». Он полагает также, что знаний можно искать всю жизнь, тогда как на любой другой службе человек пребывает лишь временно:
В 25 лет – военный человек хотя бы был полковник; но с ограниченными сведениями вся его важность в мундире. Он его снимет, выдет в отставку, – и будет ничего. Учоной, автор, везде всегда один и тот же: занимательный, богатый – щастливый. – Желаю, (если Богу угодно) чтобы сын мой был учоной. – одно то что всю жизнь свою будет привязан к благороднейшим занятием
[710].
Армейские успехи (наиболее вероятное занятие для провинциального дворянина) представлялись Андрею преходящими и не приносящими удовлетворения, а подлинное и прочное «благородство» и успех – даже богатство – он связывал с учеными занятиями. Укорененное в идеологии Просвещения представление о том, что образование дает огромную власть, формируя будущее молодых людей и обеспечивая их – и государство в целом – преимуществами, список которых включает также материальный успех (хотя и не ограничивается им), безусловно, являлось фундаментом острого интереса Андрея к воспитанию и того, как неустанно и методично он сам занимался воспитанием своих детей с самых первых лет.
Насыщенность образовательной программы Андрея также была связана с ощущением быстротечности времени. Так, например, когда дети были еще очень малы, а он осознал, как мало у него времени, он записал в дневнике: «Но время дорого – невозвратимо – в воспитании детей оно еще несравненно дороже. – Надобно им как можно дорожить, чтобы ничего не потерять касательно наук и образования»
[711]. В те годы Андрей занимался чтением в целях самосовершенствования, чтобы лучше проводить уроки детей («начал читать Натуральную историю в пользу детей»)
[712]. Среди прочитанных им учебных текстов стоит отметить «карманную ‹…› книгу о воспитании детей», полное название которой нам неизвестно. Впервые упомянув ее, Андрей записал, что приобрел книжку у разносчика вместе с букварем для Алексея
[713], затем – что делал заметки по ходу чтения. Потом он выписал наиболее полезные отрывки и отослал своему другу Черепанову вместе с письмом и номером «Русского инвалида». Несколькими страницами ниже он отметил, что Черепанов отослал книгу обратно, но «без замечаниев, о которых я было его просил»
[714]. Сосед Андрея, судя по всему, был не против прочитать эту книгу, хотя (судя по тому, что Черепанов не передал Чихачёву своих заметок о книге, если вообще их сделал), по-видимому, отнесся к ней без проявленного Андреем энтузиазма.
Хотя реконструировать все источники образовательной программы Андрея и невозможно, но, бегло пролистав журналы и газеты, которые Андрей читал в начале и середине 1830‐х годов (особенно его любимые «Северную пчелу» и «Земледельческую газету»), можно увидеть, что вопрос воспитания занимал многих. В январе 1835 года «Северная пчела» напечатала отзыв на педагогический журнал, целью которого было не только дать правильное направление молодым людям, избирающим педагогическое поприще, но и «доставить родителям знания, нужные для того, чтобы они могли сами обдуманно действовать в воспитании своих детей». Хотя одна из привлекших внимание автора обзора статей представляла собой описание Ланкастерской системы обучения, в журнале также были представлены оригинальные русские идеи: например, «уроки в чтении и письме, расположенные в разговорах» г-на Гурьева и очерк «о высших и низших взглядах в преподавании» г-на Гугеля. В обзоре также упоминается немецкая статья, снискавшая громкие похвалы «Журнала Министерства народного просвещения». Наконец, автор отзыва заключает, что это «дело» является «еще неопределенным, в особенности у нас», но что воспитание тем не менее «столь важно», что редакторы «Северной пчелы» призывают родителей и наставников «многое, весьма многое» почерпнуть из журнала, который на самом деле является скорее «книгою материалов для воспитания… ибо статьи его имеют не временное, но всегдашнее свое достоинство»
[715].
