Упоминавшиеся в дневнике события и впечатления представляют собой, скорее всего, перечисление поступков, которых, по мнению Алексея, ожидал от него отец, нежели являющихся подлинным свидетельством его повседневной жизни. Трудно поверить, что находящийся вдали от дома молодой офицер, даже столь послушный и благочестивый, как Алексей, никогда не заигрывал с молоденькими полячками и не пил со своими друзьями-офицерами ничего, кроме чая, но обо всем этом дневник умалчивает
[797]. В немногих записях, где говорится не только о повседневной рутине, речь идет опять-таки о тех занятиях, которые Андрей, вне всякого сомнения, счел бы подходящими для своего сына (хотя Алексей, по-видимому, имел неподдельный интерес к земледелию и промышленности, что заметно и в более ранних дневниках). Так, однажды Алексей со своим другом Василием Андреевичем и управляющим дядюшки ездил «к богатому польскому помещику Сидаровичу осматривать его мельницу, которая устроена отлично хорошо. – Он нам был очень рад». В другой раз, навещая Василия Андреевича, «познакомился с молодым человеком, здешним Виленским помещиком». В одно прекрасное утро Алексей «встал в 4½ ч. и отправился гулять в Ботанический сад и гулял там до 6 ч. Сад бесподобный и цветов довольно». А еще вместе с Василием Андреевичем однажды съездил «в Верки, в имение Княгини Вингтенштейн. Усадьба богатейшая; сад прелестнейший, и местоположение просто дивное, так что я и не видывал подобного»
[798].
Истинные характер и мысли Алексея представляются загадкой; его дневники отражают ожидания Андрея относительно поведения молодого русского дворянина. А ожидал он набожности, бережливости, верности семье и общественному долгу, а также своего рода доброжелательного интереса к миру и ближнему, который побуждал Алексея постоянно поддерживать новые знакомства и совершать поездки в город и по его окрестностям, осматривая сады и мельницы. Андрей также учил Алексея постоянно заводить правильные знакомства, что, как понимал Алексей, означало дружбу с благоразумными и почтительными молодыми людьми из хороших семей. Упоминая знакомых, Алексей старался уверить отца, что он нравится уважаемым людям, как, например, в следующей записи: «…прошли к Гротодебукову и пробыли у него весь вечер; он нам был оч. рад; пили у него чай»
[799]. Надежные друзья, дослужившиеся до более высоких чинов, означали полезные связи, которые могли сохраниться надолго, как у Андрея и Якова, продолжавших и после отставки поддерживать связи с армейскими и флотскими приятелями. Именно некоторым из них Андрей писал об «Алеше», когда хлопотал о месте для него: сначала в школе, а затем – в полку.
Кроме того, Андрей ожидал, что его сын будет так же, как он сам, усердствовать по службе и проявит такой же патриотизм. Алексей писал, что читает предназначенную для военных газету «Русский инвалид» (однажды он отдельно отметил, что прочитал напечатанную там статью Андрея), и выказывал на страницах дневника искреннюю любовь к военному церемониалу. Ему нравилось слушать рассказы «о войне» старших товарищей-офицеров. В преддверии важного дня Алексей записал, что «завтра назначен смотр Дивизионным Генералом Батуриным всем юнкерам Галицкого полка, в том числе и меня будет смотреть». В следующей записи он подробно отчитался о том, как прошел смотр, не забыв упомянуть, что целый день наслаждался одобрением старших по званию: смотр прошел очень хорошо, генералу понравилось, как Алексей упражнялся во владении ружьем и маршировал, он пригласил его к себе домой, похвалил, поздравил с производством в портупей-прапорщики и вручил серебряный темляк. Затем Алексея поздравили друзья, ротный командир с тремя другими юнкерами сидели у него «весь вечер» и, согласно дневнику Алексея, пили только чай
[800].
Наконец, Алексей не упускал возможности отметить в дневнике случаи, когда отцовские уроки сослужили ему хорошую службу: например, когда приятель Василий Андреевич попросил Алексея, обладавшего очень аккуратным почерком, написать для него «визитные билетики» или когда ему удалось продемонстрировать хорошее знание географии: «У Ивана Ивановича Соколова пил ‹…› чай и сидел весь вечер, он меня все расспрашивал о нашей родимой сторонушке, потом проводил меня до дому и сидел у меня до 12 ч.»
[801] Перед нами дневник, от которого не ждешь неожиданностей или проявления интеллектуальных интересов, которые Андрей надеялся привить сыну; но этот документ является ярким свидетельством того, что Алексей искренне и изо всех сил стремился быть почтительным сыном.
В «дневнике-параллели», начатом в конце 1840‐х годов, Андрей следил за всеми перемещениями сына во время службы в Польше с того самого момента, как Алексей в 1847 году поступил в пехотный Его Величества Короля Сардинского (Архангелогородский) полк, с которым и отправился в Вильно и из которого потом перевелся в Гусарский Ее Императорского Высочества Великой княгини Ольги Николаевны (Елисаветградский) полк, откуда вскоре вышел в отставку
[802]. В этот период, полный родительских тревог, Андрей ежедневно записывал точное число дней и недель, прошедших с тех пор, как сын покинул дом, с момента его приезда в Вильно и с момента производства в юнкеры
[803]. Семья гордилась тем, что Алексей стал гусаром: подруга Натальи Прасковья Мельникова ласково назвала Алексея «голубчиком гусаром»
[804], но все с облегчением приняли известие о его отставке. В письме от января 1850 года один из знакомых Андрея благодарил Бога за «счастливое и славное окончание войны», так что он теперь мог навестить родителей, «ибо отпуски разрешены» (эти слова подчеркнуты, скорее всего, рукой Андрея)
[805]. А 10 ноября 1850 года он записал красными чернилами, что Алексей официально вышел в отставку (через несколько недель после смерти сестры)
[806].
