Воины двинулись вперед, шагая в едином размеренном ритме.
Скоро начнется сеча. Дагоме почувствовал, как его губы растягиваются в невольной улыбке при мысли о предстоящей схватке.
– Возьми это. – Голос Земомысла вырвал его из раздумий.
Старик ткнул пятками бока гнедой, приблизился к Дагоме и протянул ему кожаный мех, заткнутый пробкой.
– Что это?
– Настой из цветка папоротника, – пояснил старик.
Воевода громко рассмеялся и не потянулся за мехом. За время своего короткого, но насыщенного пребывания на землях полян он уже достаточно наслушался об их многочисленных верованиях и легендах.
История о цветке папоротника была одной из любимых. Он не знал ни одного жителя этих земель, кто в Купальскую ночь не попытался бы найти этот цветок.
– Я не верю в сказки, – упрямо сказал он.
– Если хочешь стать вечным правителем, то поверишь.
Старик тяжело вздохнул. Устало взглянул на горизонт и войска противника.
– Его было очень трудно достать. Многие отдали свою жизнь, пытаясь это сделать.
– Так почему ты сам его не выпьешь?
– Я уже стар и далеко не всесилен. Только такой, как ты, может стать вечным правителем и возглавить мой народ. Привести их к победе.
– Я не верю в такие вещи.
– Моя дочь Оте добыла цветок специально для тебя. Из-за этого она навлекла на себя гнев богов. Ты оскорбишь меня и всю мою семью, если не примешь дар.
Дагоме неохотно взял мех.
– Наши боги будут тебе благоволить, – сказал правитель, глядя на солнце.
– Твои боги, – поправил Дагоме.
– Теперь, когда ты на этой земле, это и твои боги тоже.
Молодой воин покачал головой.
– Тебе лучше укрыться за моей дружиной, – сказал он. – Вот-вот начнется бой.
Земомысл отъехал назад, откуда собирался наблюдать за сражением. Дагоме же ткнул пятками бока коня, и тот послушно двинулся следом за пехотой.
Воевода наклонил мех и залпом его опустошил, а затем отбросил опустевший сосуд на землю и вытер рот ладонью. Настой был горьким и оставил на языке терпкий привкус. В голове воина пронеслась мысль, что старик, возможно, хотел его отравить. Все это могло быть лишь игрой, видимостью, чтобы избавиться от будущего соперника.
Нет. Земомысл действительно любил его, как сына.
Вражеские отряды быстро приближались. Дагоме поскакал вперед и привстал в стременах. Его устрашающий боевой клич прокатился над лугом, как гром.
Первые ряды двинулись в наступление. Раздался лязг оружия. Кровь хлынула из многочисленных ран под лучами палящего полуденного солнца. Противники, одетые в обычные стеганки
[13], падали наземь один за другим под ударами полян. Дагоме посмотрел на небо.
Он смеялся над богами.
В порыве азарта воевода спрыгнул с коня и парировал удар мощного меча, который должен был снести голову его воину, а попутно оттолкнул намеченную жертву, чтобы та не мешалась в бою. Велет, стоявший напротив него, держал оружие обеими руками. Дагоме хрипло захохотал и демонстративно взмахнул мечом одной рукой. У его противника вытянулось лицо.
Блеснула сталь, и клинок вонзился в тело врага. В нос ударил металлический запах крови и внутренностей из вспоротого живота.
Дагоме сорвал с головы шлем и глубоко вдохнул запах смерти. Ощущая, как кровь все сильнее кипит в его жилах, он бросился в гущу битвы и на другом конце поля увидел своего главного противника. Человек, командовавший велетами, тоже внимательно наблюдал за светловолосым Дагобертом. В отличие от воеводы полян он не сражался. Не хотел тратить силы перед финальной битвой, поэтому теперь лишь нетерпеливо следил за ходом сражения в окружении личной стражи.
– Вперед! – взревел Дагоме и с безумным огнем в глазах начал пробираться сквозь сошедшихся в схватке воинов в сторону противника. Никто и ничто не мог его остановить, и вот уже напротив Дроговита стоял неистовый берсерк, забрызганный кровью врагов.
Худощавый велет не походил на воителя. Он носил имя своего отца, великого воина, но ничто не указывало на то, что они были одной породы. Противник Дагоме был ниже его на две головы и гораздо более тщедушным. На первый взгляд у него не было ни малейшей надежды победить в рукопашной схватке.
Сеча была жестокой, и удача многократно переходила от полян к велетам и обратно… Теперь все зависело от поединка воевод.
Дагоме безумно рассмеялся и облизал губы. Он чувствовал, как по его жилам течет огонь, как снедает его жажда искупаться в крови поверженного врага.
Противники начали медленно кружить, словно бешеные псы, готовые в любой момент вцепиться друг другу в глотку. Остальные воины, не переставая биться, потеснились, освобождая место, а в их глазах промелькнуло благоговение. Дагоме мельком огляделся в поисках соратников на случай, если что-то пойдет не так. Уверенности в том, что Дроговит будет сражаться благородно, не было.
– Сдавайся! – крикнул Дагоме. – У тебя нет шансов.
Дроговит издевательски рассмеялся. У него был неприятный, визгливый голос. Воеводе полян не требовалось много – этого смеха было достаточно, чтобы у него возникло немедленное желание отрубить противнику голову.
Дагоме замахнулся и рассек воздух прямо перед лицом велета, но тот в последний момент успел отскочить. На его лице была написана обида, как будто он не ожидал нападения. Словно на пробу, он тоже взмахнул слишком тяжелым для него мечом, но Дагоме легко парировал удар и выбил оружие из руки врага. Меч описал в воздухе дугу и с лязгом упал на землю.
Дроговит потерял равновесие и рухнул на колени, прямо в грязь, напуганный и разозленный. Дагоме подошел ближе и ударил его по лицу, ломая нос. Голова велета резко откинулась назад. Кровь хлынула ручьем.
– Сдавайся, или я тебя убью, – повторил молодой воин.
Но противник не собирался так легко проигрывать. Он схватил горсть земли и швырнул ее в глаза Дагоберту, после чего вскочил на ноги и бросился бежать.
Викинг яростно взревел и помчался за трусом, расталкивая остальных сражающихся и не замечая, как удаляется от своих.
Вдруг кто-то схватил его за плечи, и тут же Дагоме почувствовал, как несколько велетов наваливаются на него, обездвиживая члены, не давая возможности даже пошевелиться. Висок пронзила боль от удара рукоятью меча, и темная кровь из рассеченной брови залила левый глаз. В попытке освободиться он дернул головой и ударил затылком одного из нападавших. Кровь хлынула из разбитого носа воина.
Кто-то выбил меч из его руки, и в тот же момент Дагоме почувствовал жгучую боль, когда лезвие кинжала скользнуло под его правым коленом, перерезая сухожилия. Эта боль не заглушила ярость, которую он испытывал, но покалеченная нога подкосилась, и он повис на руках своих мучителей.
