В последние три десятилетия ХХ века в исторической социологии сложилось несколько теоретических направлений в изучении цивилизаций. Во-первых, Бенджамин Нельсон обратился к реконструкции классической традиции цивилизационного анализа, а также разработал концепцию межцивилизационного взаимодействия. Тем не менее труды Нельсона не получили широкого резонанса, а его подход оставался в значительной степени незавершенным. Во-вторых, произошло «новое открытие» концепции процесса цивилизации Норберта Элиаса и сформировался круг последователей данной концепции. Однако в трудах Элиаса и его сторонников рассматривается единый процесс цивилизации, хотя и допускаются его региональные особенности. В-третьих, Шмуэль Эйзенштадт заложил основы собственной версии цивилизационного анализа, на основе которой им впоследствии была сформулирована концепция множественных модерностей.
Как отмечает Джереми Смит, необходимо проводить разграничение между прежними цивилизационными подходами, которые, как правило, не являлись социологическими, и «современным цивилизационным анализом» как социологической парадигмой. В рамках данной парадигмы могут быть выделены «процессуальное», «интегративное» и «реляционное» направления, ведущими представителями которых выступают Элиас, Эйзенштадт и Арнасон
230. Согласно Вольфгангу Кнёблю, работы Арнасона по проблематике цивилизационного анализа могут быть интерпретированы как непрерывный диалог с Эйзенштадтом
231. В то же время Арнасон преодолевает характерное для Эйзенштадта выделение «культурной программы» той или иной цивилизации как определяющей все ее дальнейшее развитие. Арнасон понимает культуру как «констелляцию», в рамках которой креативность социального действия и влияние случайных событий могут изменить траекторию цивилизационной динамики. Отмечалось также, что концепция Арнасона «имеет ярко выраженную трансцивилизационную и транснациональную направленность»
232. Данная концепция выделяет способность различных цивилизаций к взаимному обучению и заимствованию тех или иных культурных черт.
Арнасон подчеркивает значение процессов межцивилизационного взаимодействия, анализ которых осуществил Бенджамин Нельсон, сосредоточивший внимание на взаимодействиях домодерных эпох и раннего модерного периода. Развивая данный подход, Арнасон характеризует взаимоотношения Запада с другими цивилизациями как взаимодействие местных традиций, западных традиций и различных интерпретаций модерности, а также альтернативных версий модерности. Согласно Арнасону, на эволюцию российского общества повлияло сочетание всех перечисленных факторов. Он указывает, что особенности российской традиции, которая «сочетала периферийное положение в западном мире с некоторыми чертами особой цивилизации», способствовали формированию установки, соединявшей «отрицание западной модерности с претензиями на то, чтобы превзойти ее»
233.
В своей книге «Несбывшееся будущее», посвященной советской модели модерности, Арнасон представил концепцию «имперской модернизации». Следуя по стопам Эйзенштадта, Арнасон указывает, что мобилизационные возможности имперских центров выделяют их среди традиционных государств. При этом «имперская воображаемость» могла оказывать существенное влияние на процесс модернизации. В своем сравнительном анализе происхождения советской и китайской версий коммунистической модерности Арнасон использует понятие «имперской революции». Он подчеркивает, что революции в двух распадавшихся империях в конечном итоге привели к воссозданию имперских структур на новых основаниях. В концепции Арнасона имперское наследие выступает одним из основных компонентов советской версии модерности. Как отмечает социолог, большевистское правительство унаследовало геополитическое положение и структурные проблемы Российской империи, но также и традицию осуществляемой сверху социальной трансформации.
Вместе с тем, с точки зрения Арнасона, можно говорить не о советской цивилизации, а о коммунистической модели модерности, обладавшей лишь некоторыми цивилизационными чертами. Арнасон уделяет внимание цивилизационным аспектам советской модели, характеризуя ее противостояние западной версии модерности. По его мнению, претензии на создание новой цивилизации, превосходящей западную модерность, играли ключевую роль в советском идеологическом арсенале. Обращаясь к периоду с середины 1960‐х по середину 1980‐х годов, Арнасон рассматривает «ретрадиционализацию» как одну из основных тенденций эволюции советской версии модерности. Речь идет о попытках представить «советский образ жизни» в качестве особой традиции, но эти попытки не привели к созданию устойчивой цивилизационной модели. В то же время Арнасон выделяет цивилизационные аспекты во взаимоотношениях СССР со странами Запада и государствами социалистического лагеря, прежде всего с Китаем.
С середины 1990‐х годов советская модель модерности уже не находилась в центре внимания Арнасона, обратившегося к изучению особенностей японской версии общества модерности
234. В его исследованиях японского общества подробно характеризуются особенности экономического развития. Особый акцент при этом был сделан на «духе» японского капитализма, который рассматривался как необходимое условие не только его зарождения, но и последующей динамики. Работы социолога, посвященные восточноазиатским версиям модерности, заслуживают отдельного рассмотрения, но они не вошли в настоящее издание, за исключением статьи о влиянии советской модели на коммунистический Китай. Определенное представление об основных направлениях его анализа восточноазиатских обществ дает статья, сокращенный перевод которой был опубликован в журнале «Социологические исследования»
235.
В дальнейшем Арнасон рассматривал общетеоретические проблемы цивилизационного анализа в своей работе «Спор о цивилизациях: исторические вопросы и теоретические традиции», а также в изданной совместно с Эйзенштадтом и Бьёрном Виттроком книге «Цивилизации осевого времени и мировая история»
236. В 2010‐е годы под редакцией Арнасона и других ученых были опубликованы труды по исторической социологии, посвященные широкому кругу тем, в том числе греческим полисам и происхождению демократии, Римской империи в сравнительно-исторической перспективе, процессам модернизации в странах Северной Европы. Кроме того, Арнасон вновь обращается к проблематике социальных трансформаций и революций в модерных обществах
237.
