Сабина дышала глубоко, чтобы усмирить сильно бившееся сердце, кусала губы, когда викинг на экране целовал другую, и… кажется, ревновала. Его бедра двигались размеренно, ее пятки лежали на его плечах, и чувствовалось, как оба наслаждаются процессом, словно их и не снимает камера. Оба раскованы, заняты лишь друг другом. Оператор умело делал акценты на эмоциях: вот викинг запрокинул голову и закрыл глаза… вот застонал… вот по его телу прокатилась дрожь…
Страсть на экране набирала темп… и вдруг картинка сменилась видом ночного города сверху, словно с небоскреба, а все, что до этого было в центре кадра, теперь отражалось в стекле, лишь звуки секса становились громче и играли теперь главную роль.
Сабина сидела, боясь пошевелиться, потому что викинг, сидевший рядом, смотрел не на экран, а на нее — она видела это краем глаза. Набравшись смелости, повернулась.
Он чуть склонился к ней и смотрел немного исподлобья, будто пытался заглянуть в прикрытые ресницами глаза. Изучающий взгляд заставил ее разлепить пересохшие губы:
— Что?.. — голос был тихим и робким.
— Мне нравится, как ты реагируешь.
Его голос вибрировал, выдавая, как и внушительный бугор в штанах, его возбуждение. Но викинг держал слово и даже не подавал вида, что это его беспокоит. Зато она, скользнув на его пах взглядом, едва сумела поднять его на… губы. И когда Юра что-то сказал, сама не заметила, что повторила их движение.
— …воды принести? — расслышала, наконец.
И схватилась за… пустоту. Столик откатился от дивана, и больше ничто не разделяло их с викингом. И девушка вдруг почувствовала себя беззащитной, рвано всхлипнула. Уже готова была вскочить, но ноги онемели, потому что он накрыл ее руку ладонью и стал разжимать ее побелевшие пальцы, вцепившиеся в мягкий плед.
— Не бойся… — попросил, но тембр его голоса понизился и прозвучал так сексуально, что она судорожно втянула носом воздух и сглотнула.
— Как ты проводишь кастинг для девушек? — спросила, чувствуя укол ревности.
— Трахаю, — серьезно и спокойно ответил викинг, глядя ей в глаза.
— Всех? — ее голос осел и выцвел.
— Нет, только на главную роль со мной…
Его глаза казались такими большими, а дыхание таким жарким, она чувствовала запах его тела, усиленный возбуждением.
— Где? — прошептала.
— Здесь, — ответил одними губами, но она слышала.
— Когда? — спросила безмолвно.
— Сейчас… — ответил молча.
И лишь когда их губы встретились, поняла, что все это время склонялась к нему…
* * *
Илья назначил встречу Грегорию Матвеевичу в гостиничном ресторанчике, но перед этим захотел увидеться со мной. Я спустилась за полчаса до антрепренера, уже зная, что он покажет свою рецензию мне первой.
Так и вышло. Мы сидели за столиком у окна, Илья что-то набирал в планшете, а я читала его вердикт. Он отметил хорошую режиссерскую работу, свежую идею самого спектакля, подтвердил, что звание засрака Войтовичем получено справедливо, много внимания уделил Злате — ей отвел гораздо больше внимания, чем приме… о которой высказался откровенно и непредвзято, отметив, если перевести на общечеловеческий язык, что ее игра слаба, корона давит, потому она душит партнера и выдыхается слишком быстро, сливая роль. Увы, моя просьба не была учтена. Если не считать коротенькой строчки: «…ей бы строило попробовать играть в кино, где можно снять сотню дублей, но какое нужно иметь для этого терпение режиссеру…»
Я шумно вздохнула и отложила распечатанную рецензию, задумчиво отхлебнула из высокого стакана манговый сок.
— Ну, прости, прости, Катюша, но не мог я пойти против совести! В конце концов, почему я должен губить свою репутацию ради «второго шанса» и «чистого листа» какой-то там девицы? Она ведь будет махать этой, — побарабанил по бумагам кончиками пальцев, — рецензией перед режиссерами. Это ведь ясно, что такая особа не может этого не сделать. Я долго думал и, поверь мне, Катюша, я сильно смягчил. И, как и просила, дал рекомендацию! — ткнул он перстом как раз в ту строчку.
— Ты прав, Илья, прости, что пыталась на тебя надавить…
— Ты же знаешь, моя хорошая, что ты — единственный человек, кому это под силу, но не с этой дамой, — мягко ответил, забирая мою ладонь в свою. — Поверь, ей — в первую очередь ей! — гораздо полезнее оценивать свои возможности реально. Она еще молода и найдет куда приложить свой… эмм… недюжинный талант, — усмехнулся он, имея в виду ее легкомысленность, о которой я — уже понимая, что сделала это напрасно — имела неосторожность рассказать в красках, а Илья таких особ на дух не переносил.
— Уже опубликовал? — кивнула на планшет.
— Только что, — кивнул мой критик.
Это значило, что прима недвижинского театра, скорее всего, прима последние минуты — ровно до того момента, как эту рецензию прочитает Грегорий Матвеевич. И еще это значило, что прима в сером списке, и карьера ее ждет разве что в ролях второго плана. В лучшем случае.
Я надула щеки, как хомяк, и медленно выпустила воздух, предчувствуя реакцию соседки по номеру. Разболелась голова, угрожая перерасти в мигрень не только физическую, но и душевную. Мне хотелось, чтобы эти чертовы гастроли поскорее завершились, уйти из этой труппы, с этой работы, обещавшей быть спокойной, но неожиданно окунувшей меня мало того что в собственные противоречия, так еще и в Димкины семейные тайны. Ощущение, что копаюсь в грязном белье, не оставляло, а прогнозируемая реакция Сабины уже била по нервам. Если бы она знала, что именно нас связывает с ее мужем, если бы знала о его поцелуе и признании…
— Добрый вечер, — раздался над ухом голос антрепренера.
Настроение испортилось, казалось, раз и навсегда. Я в этом театре всего лишь костюмерша, но волею судьбы погрязла в ненужные мне дела и темы. Отвернулась к окну, предоставляя мужчинам разговаривать без меня. И ушла бы вовсе, но все же хотелось знать здесь и сейчас, чем эта рецензия обернется для Сабины. Будто это могло что-то изменить.
Не слушала короткий разговор мужчин, не смотрела на реакцию Грегория Матвеевича, когда он читал «приговор», не шелохнулась, когда он затеял обсуждение с Ильей этого вердикта. Уловила лишь, что антрепренер согласен с данной оценкой. И это заставило хмыкнуть — а что же тогда его заставляло отдать роль примы Сабине? Ее тело? И все? В это верилось с трудом — мало ли красивых девушек, чтобы ради доступа к их телам слыть посредственным театром, имея в труппе настоящую яркую звездочку. Впрочем, только вот в этом еще разбираться мне и не хватало!
Выбросила из головы ненужные вопросы и повернулась к бывшему супругу:
— Илья, я, пожалуй, поднимусь к себе. Голова разболелась.
— Я позвоню, — проводил он меня понимающим и сожалеющим взглядом.
Сожалел он, конечно, о том же, о чем только что я думала, а не том, что не выполнил мою просьбу. Ни капли его не осуждала, наоборот — уже жалела, что пыталась что-то там сделать для Сабины. Все равно это ничего не решит.
