Впервые в жизни он осознал это как удачу. Ему нужно было поговорить с Аграфеной. Много вращавшаяся при дворе, она могла кое-что подсказать генералу. Где найти его, Толстая знала всегда. А вот Арсению, чтобы побеседовать с дивной графиней, следовало либо визитировать дом ее отца, чего без знакомства не сделаешь, либо ловить ветреницу во дворце. Именно так Закревский и собирался поступить.
Потратив на дорогу три часа, он к шести прибыл в Петергоф. Верхний парк был открыт только для императорских гостей, тогда как в Нижний свободно пускали всех желающих. Места для коляски у ворот, конечно, не было. Там теснились кареты больших господ. Арсений велел кучеру выехать с круга и остановиться где-нибудь на ближайшей улице. А сам пешком прошел до ограды и проник через служебный вход. Солидному ли человеку мять барыням бока и наступать девицам на бальные туфельки? Его и так пустят.
Белый длинный вестибюль был набит народом. Это почему-то напомнило Арсению загадку про «без окон, без дверей…». Он ощутил себя внутри такого огурца, одним из его бесчисленных семечек. Люди непрерывно поднимались и спускались по парадной лестнице. Статс-дамы с портретами. Фрейлины с вензелями. Матушки с дочками на выданье. Молодые искатели славы с россыпями крестов минувшей войны на груди. Арсений мельком глянул на себя в зеркало и тут же отвернулся. Отчего природа не дала ему ни римского профиля, ни величественной осанки? Среднего роста, довольно плотный, с круглой физиономией и толстыми губами, он напоминал себе жизнерадостного пупса в генеральском мундире, не хватало только кружевного слюнявчика!
Закревский искал глазами Толстую и не находил ее. Тронный зал в белой лепнине сиял хрусталем люстр, наборным паркетом, зеркалами в простенках окон. В нем колыхались облака муслина и атласа, двигались, сменяя друг друга, легкие ароматы цветочных духов, несомые мимо каждой дамой. В платьях из серебряных кружев, с алмазными лентами в волосах, с длинными бриллиантовыми серьгами они напоминали бабочек, заключенных внутрь волшебного фонаря.
Заиграли полонез, при первых тактах которого гости стихли и, как по команде, разбились на пары. Первым шел император с графиней Нарышкиной. Арсений знал о ней. Прекрасная полька, дочь графа Четвертинского, повешенного во времена Костюшко, она воспитывалась в Петербурге, здесь вышла замуж и здесь поймала сердце молодого Александра в золотую клетку. Ради нее государь оставил нежную и преданную супругу Елизавету Алексеевну, которую все так любили… Пару лет назад ветреная Нарышкина наставила августейшему другу рога, он убивался, грозил ей опалой, но теперь взял себя в руки и демонстрировал великодушие – прощение без возврата к прошлому.
За императором чинно выступали еще пар шестьдесят, они шли под музыку, выписывая по залу восьмерку. Наконец генерал заметил и свою знакомую. Аграфену вел граф Каподистрия. Высокий, тонкокостный, с белым валиком волос вокруг лба и черными живыми глазами он выглядел очень аристократично. Арсений понимал, что сравнение не в его пользу, и сердился. Ему не нравился грек, он инстинктивно не доверял таким типам, хотя не мог сказать, что послужило причиной неприязни: подозрения в шпионаже или тот факт, что Каподистрия спит с Толстой.
Пары несколько раз прошли мимо него, прежде чем музыка стихла. Груша заметила Закревского и кивнула ему на ходу. Она остановилась у противоположной стены, и была тут же окружена кавалерами. Только сейчас Арсений понял: чтобы поговорить с ней, ее придется ангажировать. А плясать он был не мастак. Но дело есть дело. Заиграли котильон, и генерал храбро ринулся через зал. Однако Аграфена была перехвачена кем-то из великих князей. Пришлось снова отойти в сторонку и дожидаться. Мазурку она протанцевала с британским послом лордом Каткартом, контроданс – со стариком Мордвиновым… Неугомонная баба!
Арсений чувствовал, что начинает закипать. Когда в очередной раз скрипачи опустили смычки, он даже не пытался догнать ускользающую Афродиту. Она, как пена морская, исчезала буквально с ладони. Однако Груша нашла его сама. Видно, ей наскучили остальные, и мадемуазель Толстая без всякого стеснения отправилась прямо к нему.
– А почему вы меня не приглашаете? – спросила она с подкупающей простотой. И протянула руку, которую он должен был подхватить. – Сейчас снова будет полонез.
«Слава богу!» – возликовал Закревский. Этот танец его вполне устраивал своей размеренностью. Как на параде.
– У меня к вам несколько вопросов, сударыня.
Аграфена кивнула. Они уже шли в паре, и Толстая возвышалась над ним на полторы головы.
– Мои слова покажутся странными… но, поверьте, мне нужно это знать… не сочтите за дерзость…
Груша пожала беломраморными плечами, изображая полное согласие.
– Когда-нибудь при вас граф Каподистрия называл имена Николаидиса, Уго Фосколо, графа Мочениго?
– Вы полагаете, мы много разговариваем? – лепестки ее губ дрогнули в усмешке. – Наши дела иного свойства.
Арсений пропустил замечание мимо ушей.
– Напрягитесь. Это важно. А он случайно не рассуждал о Женеве?
– Ах боже мой! – вспылила Аграфена. – Да он все время болтает то об Италии, то о Швейцарии! Разве я понимаю? Когда к нему приходят соотечественники, они общаются на родном языке. – Девушка чуть убыстрила шаг, чтобы их пара не сбилась с такта. – Нет, о Фосколо и Мочениго не слышала. Граф переписывается с каким-то Гульельмо Пепе. Я так поняла по разговорам, он там всеми командует, ну повстанцами, которые против султана…
– Командует, – кивнул Закревский. – Только не в Греции, а в Италии. Это один из главных карбонариев. Вам, сударыня, следует читать газеты.
– Вот еще! – фыркнула Груша. – От них руки все в типографской краске!
Генералу пришлось согласиться. Газеты – дело грязное.
– Ну, теперь мы можем просто потанцевать? – мадемуазель Толстая смотрела на него сверху вниз.
Арсений расслабился. А почему бы и нет? В конце концов, последний раз на балу он был еще перед войной. Его не слишком смущал рост дамы. Если присмотреться, все со стороны выглядят комично. Вот, например, Петрохан. Ему, с кем ни танцуй – все равно любая партнерша ниже пояса! И сейчас Волконский, как нарочно, выбрал самую крошечную барышню в зале. Генерал знал, что в душе грозный начальник Главного штаба обожал все маленькое, хрупкое, субтильное и деликатное. Например, турецкие кофейные чашечки, дюжина которых запросто умещалась на его здоровенной ладони, как на подносе. Коль скоро Петр Михайлович имел привычку пить кофе на службе, то его слабость была известна подчиненным.
– А кто идет в паре с его светлостью? – осведомился Арсений у Толстой.
– О! – Аграфена сделала страшные глаза. – Это его новая любовь, Лидия Жеребцова. Уже все заметили. Он перед нею просто немеет. Очаровательная крошка! Но себе на уме. Троюродная племянница супруги Нессельроде. Словом, седьмая вода на киселе. Дядя ей, конечно, помог пристроиться. Она фрейлина великой княгини Александры Федоровны. Лидия хоть и хорошего рода, но почти без приданого, во всем зависит от Карла Васильевича…
