Крестоносцы поняли, как извлекать выгоду из конфликтов между арабами и турками и как, утверждая себя в качестве сюзеренов, добиваться, чтобы за услуги или просто за покровительство им платили. Обнаружив, что враги так же разобщены, как и они сами, если не больше, они этим часто пользовались; не худшие дипломаты, чем воины, способные пройти свой путь до Святых мест без особо активных боев, они быстрей, чем когда-либо, через Сидон, Тир и Акру добрались до Кесарии, под стенами которой оставались всего два дня — их снабдили провизией как жители, к тому же щедро заплатившие им за то, чтобы те шли своей дорогой, так и генуэзцы и пизанцы, которые после взятия Тортосы одним провансальским сеньором в обилии поставляли им зерно, оливковое масло, вино и мясо из Италии.
Оттуда они наконец пошли к Иерусалиму. Под Рамлой, в Лидде, в церкви Святого Георгия, недавно снесенной мусульманами, они назначили первого латинского епископа Палестины — Роберта Руанского, отдав ему десятую часть того, что имели, а также лошадей и рабочий скот для него и домочадцев. Также они оставили «людей, чтобы возделывать земли и собирать урожай с полей и виноградников».
Крупный отряд рыцарей во главе с Балдуином Бургским и Танкредом Готвильским посреди ночи спешно прибыл в Вифлеем. На заре навстречу им вышла толпа христиан, которые несли кресты и священные книги и хором пели, славя прибытие тех, кого они так долго ждали и «о ком знали, что те избраны, чтобы восстановить древнюю славу христианской веры, каковую веками попирали злые люди». Гастон Беарнский указал путь в Иерусалим, и «на седьмой день июньских ид, по традиционному расчету, когда уже семь дней июньское солнце сияло всеми огнями, франки окружили Святой город и осадили его»
[52].
ВЗЯТИЕ ИЕРУСАЛИМА
Антиохия сопротивлялась более года и десяти месяцев, Иерусалим не продержался и пяти недель. Весной 1098 г. египетские Фатимиды, начав завоевание Палестины, отобрали у турок Тир, а 20 августа с победой вступили в Иерусалим после жестоких боев, в которых днем и ночью действовали десятки тяжелых машин, сносивших целые участки городской стены. Турок перебили на месте или выслали в Дамаск и Багдад. Стену и башни восстановили, жители не испытывали недостатка ни в продовольствии, ни в воде благодаря цистернам, не получившим повреждений, но город еще оставался словно обескровленным, полупустым, а подкрепления из Египта могли подходить только по долгой дороге через пустыню. Однако франки снова, похоже, оказались в затруднительном положении. С первых же дней стало недоставать хлеба и воды: «Люди, отправлявшиеся ее искать в этой ужасной стране, где не было ни одного ручья, попадали в засады язычников, отрезавших им головы. Те, кто возвращался, приносили в сшитых бычьих или буйволовых кожах лишь грязную воду, за право черпать которую первым шла борьба; эта вода еще и изобиловала пиявками — разновидностью червей, падавшими в руки. За глоток этой застоявшейся и гнилой воды, иногда взятой в зловонных болотах или в полуразрушенных старинных цистернах за шесть-семь миль оттуда, давали по две серебряных монеты»
[53]. Если бы не подошло шесть итальянских кораблей — генуэзских, пизанских и венецианских, — которые выгрузили в Яффе большие партии продовольствия, воды и вина, оружия и осадных материалов, город мог бы держаться месяцы.
В большом лесу за четыре мили от лагерей, «в горах аравийской земли, трудились пехотинцы, валя высокие деревья и грузя стволы на спины верблюдов. Корабельным плотникам понадобилось всего три недели, чтобы сделать огромные тараны и воздвигнуть машины для метания камней и высокие башни, поставленные на колеса. Мальчики, женщины и старики пошли в долину близ Вифлеема за ветками, чтобы сплести решетки, которые обтягивали кожей и которые должны были защищать машины и людей, идущих на штурм».
Штурм продолжался две ночи и два дня. 15 июля Готфрид Бульонский подкатил одну башню к стене. К полудню он вместе с братом Евстахием Булонским ступил на укрепления, а вскоре за ним последовали толпы соратников, ринувшихся открывать ворота. Еще держались только защитники Сионских ворот, но и они скоро сдались, видя, что весь город попал во власть латинян. Комендант Ифтикар («слава царства») сдался Раймунду IV Тулузскому, который за крупный выкуп велел отвести его и всех его людей к своим, в Аскалон.
В знак овладения городом вожди — Готфрид Бульонский, Танкред Готвильский и Раймунд IV Тулузский — велели водрузить на улицах, которые хотели сохранить за собой, свои знамена и очень скоро вступили с купцами и видными людьми города в переговоры о сумме выкупа. Но через несколько часов весь город заполнили толпы франкских простолюдинов с намерением грабить и убивать. «Резня, какую невозможно описать», — пишут хронисты, последовавшие туда за Готфридом Бульонским. Авторы,уделяющие сегодня особое внимание этой трагической развязке и представляющие ее следствием религиозной ненависти, сознательно не учитывают, что это смертоносное безумие обрушилось на всех жителей — христиан, мусульман и иудеев — и что иерусалимское побоище не было ни более ужасным, ни более «несправедливым», чем многие другие, когда после долгой осады победители, раздраженные ожиданием и лишениями, вымещали свои страдания и постыдным образом утоляли жажду мести. Те, кто говорит о «политической ошибке», не хотят ничего знать о приказах, отдававшихся вождями, которые хотели спасти жизнь горожан, хорошо понимая, что многие из них — христиане, а за других можно получить большой выкуп.
Осадная война не была сражением одинаковым оружием, где победу приносят храбрость и мужество. В те времена рыцари сшибались на копьях, лицом к лицу и открыто. Бой длился самое большее несколько часов, и вечером победители могли воздать должное убитым, позволить противнику похоронить своих и обеспечить пленным достойное обращение. А вот чтобы осадить и взять крепость, люди должны были биться неделями или месяцами, они обменивались оскорблениями и вызывающими жестами — осажденные выставляли на внешних стенах изуродованные тела или головы врагов, убитых во время вылазок; это была война на истощение, не имевшая никакого отношения к смелости и чести, но лишь разжигавшая злобу. Рыцари не могли захватить город, обнесенный высокими стенами. Очень часто для решительного штурма набирали пеших воинов, бедняков из бургов и сельской местности, не участвовавших в переходах отряда, знающих, что никакого жалованья они не получат, и рассчитывавших только на возможность пограбить; чтобы подавить всякое сопротивление, они сеяли страх, жгли и убивали.
Количество бедняков по мере продвижения войск постоянно росло — искателей удачи и бездомных, которые не признавали над собой господ, объединялись в шайки и не хотели знать иного закона, кроме своего. Многие уже не имели ничего общего с паломниками и не смешивались с прочими, шли босиком и были вооружены только пращами, дубинками и ножами. Эти люди, которых хронисты называли «бродягами» (truands), «цыганами» или «тафурами»
[54], оказывали услуги, несли поклажу, как вьючные животные, но, поскольку командующие армией их не кормили, грабили больше, чем другие, и захватывали добычу, не дожидаясь приказов.
