Схизма и присутствие антипапы в самом Риме часто становились трудными препятствиями для передвижения рыцарей, принявших крест в ответ на призыв Урбана II. Прибыв в Италию, люди Роберта II Нормандского встретились в Лукке с настоящим папой. Но в Риме «при нашем входе в базилику блаженного Петра мы нашли пред алтарем приверженцев Гвиберта, этого безумного папы; с мечом в руках они отбирали силою приношения от верных на алтарь; другие же, забравшись на балки, служившие потолком монастыря, бросали сверху вниз каменья в то место, где мы, смиренно распростершись, молились. Едва они замечали кого-нибудь из партии Урбана, как ими овладевало желание задушить его на месте»
[4].
Урбан II умер 29 июля 1099 г., и, несомненно, ему не сообщили о взятии Иерусалима, случившемся двумя неделями раньше. В Риме, по-прежнему пребывавшем под властью аристократических кланов, где в любой момент можно было опасаться, что на улицы вырвется толпа с яростными выкриками, верующие были все так же расколоты на сторонников антипапы и папы, избранного кардиналами. Собор все-таки избрал здесь папой итальянца Раньеро ди Бьеда, принявшего имя Пасхалия II. Однако император не уступил и после смерти Климента III в 1100 г. назначил по очереди еще трех пап: Теодориха, римлянина, который прежде был легатом в Германии и которого сторонники Пасхалия II взяли в плен, едва он попытался перейти Альпы, потом некоего Альберта, о котором не известно почти ничего и который всего через несколько дней после назначения был схвачен и сослан в монастырь в Кампании, и, наконец, Сильвестра IV, римлянина, который и апреле 1111 г. подчинился папе, дав Пасхалию II возможность наконец объединить всех христиан только под своей властью. Всего через два дня после смерти Пасхалия в 1118 г. был избран Геласий II, младший сын богатого семейства в Лации, но вскоре ему противопоставили антипапу Григория VIII; Геласий бежал во Францию в поисках поддержки со стороны короля Людовика VI, с которым должен был встретиться в Везеле, но по дороге умер в Клюни в январе 1119 г. Его понтификат продлился немногим более года.
ВНАЧАЛЕ БЫЛИ ПАЛОМНИЧЕСТВА
Этого очень мало, чтобы говорить о священной войне. Папа, находившийся при Рожере Готвильском во время кампаний в Сицилии против мусульман, а в Клермоне и Тулузе призывавший христиан Оверни и Лангедока присоединяться к христианской Реконкисте на Пиренейском полуострове, не говорил об изгнании ислама с земель, какие тот завоевал на Востоке. Не все его речи записаны, но клермонская, в которой «он изложил христианам свои причины для страха, чтобы разжечь в них неимоверно пламенное желание тронуться с места», известна по рассказам четырех свидетелей, высказывания которых сходятся, хотя ни один из них не переписывал слова других. Слова «мусульманин» ни в одном тексте нет: они пишут о «Святой земле» и «чужих странах», не упоминая, какие народы там живут и кто ими правит. Папа хотел защитить тех, кто, покинув близких и иногда продав имущество, выступал в долгое странствие, изобилующее опасностями, терпя страдания плоти, чтобы увидеть места, где жил Христос, и помолиться на его могиле. Это «восхитительное желание» идти в Иерусалим или помогать тем, кто отправляется в путь, могло в равной мере охватывать богатых и бедных, мужчин и женщин, монахов и клириков, горожан и крестьян. Речь шла не о воинах, рыцарях или солдатах, а о паломниках.
В этом смысле та долгая авантюра, которую мы называем «первым крестовым походом», была прежде всего большим паломничеством в Святую землю, отнюдь не исключительным
[5], а вписанным в долгую традицию, во многих отношениях похожим на множество других, собиравших толпы, которые отправлялись в опасные пешие странствия. То, что участие в таких предприятиях многочисленных паломников из всех слоев общества некоторые авторы игнорировали, не может удивлять, ведь оно противоречит многим априорным представлениям. Полагалось говорить только о завоеваниях или о «священной войне».
Одно из самых первых паломничеств в Святую землю совершила, несомненно, Елена, мать императора Константина, проведшая там много времени около 330 г.: она построила Вифлеемскую церковь, церковь Гроба Господня и церковь на Масличной горе и привезла в Константинополь много выдающихся реликвий. В 383 или 384 г. одна женщина, Эгерия, предположительно из Галисии, посетила гробницу Иова в Салте, в Иордании, и гробницу апостола Фомы в Эдессе, побывав до этого в Иерусалиме. Она подробно описала свое путешествие в книге, от которой до нас дошла только четверть, впоследствии случайно найденная в одной библиотеке Ареццо в Тоскане
[6]. С этих первых времен до 1050―1080-х гг. историки зафиксировали более чем по десятку путешествий за век — урожай явно очень скудный, если учесть, что многие паломники наверняка ничего не писали, а большинство их рассказов затерялось или было уничтожено в частных архивах пожарами либо вандалами
[7]. Эти «путеводители» или «путевые заметки» предназначались, конечно, для узкого круга, но по возвращении паломники много говорили, и их слова пересказывали с амвона священники других приходов. Некоторые писали близким, и их письма зачитывались на деревенских сходах и на собраниях в больших городах, а потом сохранялись паломническими братствами, которые помогали паломникам при уходе и заботились о семье и имуществе отсутствующего.
Эти благочестивые странствия в Рим и в Иерусалим не прекращались никогда, даже в худшие времена. В Центральной Европе и на Балканах паломники пока не находили приютов, чтобы остановиться. На Востоке, не защищенные от непогоды, они все дороже платили за право пройти в Святые места. Передвигаться морем, когда мусульмане еще занимали значительную часть Южной Италии, тоже значило дорого платить и идти на риск. Так, в 867 г. Бернард Монах и оба его спутника (вышедшие неизвестно откуда) сначала пошли молиться в Рим и в святилище Святого Михаила на горе Гаргано, расположенное на мысу, который возвышается над Адриатическим морем в Апулии. Правитель («эмир», говорят они) Бари выписал им общий пропуск. В Таренте они видели несколько тысяч христианских пленников (по их оценке, девять тысяч) — результат большого набега эмира на побережье Кампании, — погруженных в трюмы четырех судов, два из которых отходили в Триполи, а два — в Александрию. Они сели на египетское судно, которое за тридцать дней довезло их до Египта. В «Вавилоне» (Каире) грамота правителя Бари никак им не помогла — брошенные в тюрьму, они заплатили очень дорого за право продолжать путь, а в Дамьетте наняли толмача (переводчика) и лошадей. После шести дней перехода по пустыне, о которых они не пишут ничего, они оказались в Рамле, а потом в Иерусалиме. О их возвращении в Европу мы мало что знаем, кроме того, что для этого потребовалось шестьдесят дней опасного плавания в несколько переходов, прежде чем они наконец высадились на итальянском побережье. По пути в Рим они остановились помолиться святому Михаилу в святилище, высеченном в гроте между Салерно и Эболи.
