Стараниями и финансовыми вложениями парижского Общества галлиполийцев курган в память всех погибших белых воинов был воздвигнут в 1961 году
[449]. Вокруг подножья пантеона Добровольческой армии расположены плиты, посвященные памяти белых генералов: Алексеева, Врангеля, Деникина, Дроздовского, Корнилова, Кутепова, Маркова – и казачьих атаманов; курган окружают могилы галлиполийцев, других белогвардейцев и казаков.
Отдельные полки Белой армии тоже имеют свои участки на кладбище, например в память генерала Алексеева и алексеевцев (ил. 9); они лежат в одинаковых могилах с небольшими надгробиями, которые напоминают двухмерные белые часовни с синим куполом и крестом, – нечто подобное мы видим и на крыше главного четырехмерного памятника на постаменте
[450]. Среди отдельных участков в память погибших в Гражданской войне имеется и Мемориал казачьей славы, в центре которого стоит округлая глыба-голгофа с большим крестом; невдалеке – могила Богаевского, последнего атамана Донского войска (на ней, в отличие от плоских, горизонтальных могил, стоит высокое вертикальное надгробие).
Ил. 9. Алексеевский участок
* * *
Памятники на участке алексеевцев отчасти наследуют, по-видимому, надгробному жанру, в котором выполнен памятник на могиле писателя Дмитрия Мережковского (с. 1941). Там похоронена и его жена Зинаида Гиппиус, знаменитый поэт-символист (с. 1945). Их имена указаны и по-русски, и по-французски. Белая часовня в стиле модерн (ил. 10), по эскизу все того же Альберта Бенуа, стала прототипом многих надгробий на Сент-Женевьев-де-Буа. Это вертикальная белая плита с килевидным завершением, на котором стоит синий луковичный купол с православным крестом (традиционные цвета русской церкви)
[451]. В округлой нише – изображение Троицы Рублева, над ней выгравировано на церковнославянском «Да приидетъ цῤтвие твое». Часовенный склеп в этом роде, тоже сделанный по эскизам Бенуа, стоит у «русской черкешенки» Гали́ (Лейлы) Баженовой (с. 1985)
[452] – манекенщицы у Шанель, затем открывшей собственный дом моды «Элмис», а во время войны – покровительницы Первого кавалерийского полка Иностранного легиона. Для Бенуа источником послужили, скорее всего, усыпальницы в виде часовни, которые, как я пишу в главе о Донском кладбище, стали появляться на российских кладбищах в начале ХX века
[453].
Ил. 10. Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус. Вертикальная плита в стиле русской часовни (А. Бенуа)
Ил. 11. Алеша Дмитриевич. Надгробие в стиле часовни
Ил. 12. Иван Шмелев (А. Бенуа)
Ил. 13. Иван Бунин (А. Бенуа)
Памятник в часовенном жанре, как у Мережковских, но менее изящный, можно увидеть на могиле знаменитого цыганского музыканта и певца Алеши Дмитриевича (с. 1986)
[454]. Он был установлен, как и у Баженовой, во второй половине 1980‐х
[455]; купол на нем не синий, а золотой (ил. 11). Овальная фотография Дмитриевича с гитарой расположена под нишей с иконой (фотографии на Сент-Женевьев-де-Буа стали популярными в 1980‐е годы). Мода на русских цыган возникла вместе с появлением в Париже эмигрантов первой волны, в 1920‐х. Цыгане – прежде всего хор Дмитрия Полякова с его знаменитой сестрой Настей, Алеша Дмитриевич и его сестры Валя и Маруся – выступали в русских ресторанах и кабаре: «Яр», «Шато коказьен», «Тройка», «Русское бистро»
[456]. Подобно «русскому Пасси» (с. 103) в Париже бытовало понятие «русский Монмартр». Парижская мода на русское берет начало в первом десятилетии ХX века в связи со знаменитыми «Русскими сезонами» Дягилева. Кстати, один из декораторов балета, художник Мстислав Добужинский, лежит на Сент-Женевьев-де-Буа
[457], как и Поляков, Валя и Маруся Дмитриевичи.
