Этой ночью мы решили, что продолжать путешествие тем же путем невозможно. На следующее утро, посмотрев на карту, мы двинулись прямо на север, чтобы найти другую дорогу, дальше от основного тракта и железной дороги, вдоль которых отступала армия. Опасность заключалась не в том, что мы могли не найти укрытия на ночь, хуже было остаться без сена и корма для лошадей, так как все скупалось у крестьян для армии.
После дня, в течение которого мы двигались на север, мы поняли, что поступили правильно, изменив направление. Мы добрались до большой деревни, от которой могли ехать на восток параллельно железнодорожному пути по дороге, по которой двигалось мало отрядов отступающей армии. Дорога шла по лесам и болотам, и использовать ее летом было бы невозможно. Крестьяне были безразличны к политике, а так как мы щедро платили, то нас встречали приветливо и мы могли получить все, что хотели. После недели езды нам пришлось сделать дневку, чтобы дать отдых лошадям, мы использовали этот день для того, чтобы попариться в русской бане.
Это долгая процедура, и приготовления должны делаться заранее. Баня в русской деревне – отдельное маленькое строение из двух комнат. В первой раздеваются, вторая – это сама баня с большой кирпичной печью, занимающей большою часть комнаты. Печь раскаляют докрасна, котлы, которые представляют собой ее часть, полны кипящей воды, а комната полна пара и дыма. Температура так высока, что ее с трудом выдерживаешь и приходится часто обливаться холодной водой. После долгого пребывания в этой адской жаре некоторые выбегали во двор, красные и покрытые потом, и иногда, прежде чем возвратиться назад, растирались снегом. Я не отважился проделать этот эксперимент. Физиологическая реакция, следующая за внезапным изменением температуры на 100 градусов, слишком резкая. После мытья в этой парной бане я вышел наружу, облаченный в шубу, но, несмотря на это, почувствовал реакцию на сильный мороз моих расслабленных жарой мышц и кровеносных сосудов. Но каким удовольствием было утолить жажду полудюжиной стаканов чая и чувствовать себя таким чистым после длительного путешествия.
На следующий день мы продолжали ехать по этой северной дороге, и хоть эта часть была менее населена, мы каждый день находили еду и ночлег для нас и лошадей. Мы покрывали около сорока верст в день от деревни до деревни, и путешествие большей частью было монотонным и без всяких приключений. Эта часть Сибири представляет собой обширную равнину с разбросанными по ней небольшими березовыми рощами и поросшими кустарником болотами, не служившими для нас препятствием, так как зимой они замерзают. Монотонность дороги иногда оживляло появление животных и птиц: лисиц, зайцев, горностаев, куропаток, которые внезапно выскакивали из кустов, испуганные нашим появлением. Погода была холодная, но безветренная, и мы могли легко переносить восемь или девять часов при тридцатиградусном морозе. Нам не было ничего известно о продвижении армии большевиков, не знали мы и того, где была наша армия и где была линия фронта. Немногие отряды, встреченные нами, тоже не были ни о чем осведомлены. В конце концов после двухнедельной езды по этой пустынной дороге мы решили двинуться к югу в направлении железнодорожной линии и присоединиться к армии в Новониколаевске
[91]. Там были госпитали, и мы предполагали, что вдоль Оби будет организовано сопротивление. Новониколаевска мы достигли 17 декабря после трехнедельного пути из Омска. Мы проехали около пятисот верст.
Нас ждал сюрприз. Город был эвакуирован, армия деморализована, и никакое сопротивление не могло быть организовано. Некоторые группы лидеров считали сопротивление бесполезным, другая группа, возглавляемая генералом Каппелем, отступала на восток, адмирал Колчак был бессилен, и полный беспорядок царил среди военных и гражданских властей. Поезд с нашими ранеными и госпитальным оборудованием, посланным из Омска, был захвачен врагом, а местное отделение Союза земств также занималось эвакуацией своего госпиталя. Они предложили нам место в своем поезде. Предложение было соблазнительным. После двадцати дней езды по морозу оказаться в теплушке казалось для нас роскошью, но у меня было слишком много горького опыта, чтобы доверять порядку или, вернее, беспорядку, который царит на железных дорогах во время отступления. Как часто я видел эти длинные цепочки составов, беспомощно стоявших на станциях с замерзшими двигателями, ожидающих своей очереди, людей, спешно покидающих поезда, пытающихся безуспешно найти лошадей в соседних деревнях и бросающих свое добро, когда враг подходил ближе.
Так как враг был далеко позади нас, у меня еще было время. Я решил ехать на поезде, но так, чтобы наши лошади всегда были под рукой. Часть персонала поехала на поезде, а другая группа из более выносливых людей осталась с лошадьми и поехала на санях вдоль железной дороги, выясняя на станциях, проехал ли наш поезд. В случае трудностей люди с санями не были бы далеко от нас, и мы бы смогли продолжать путь более безопасным способом. Другой проблемой передвижения по железной дороге было то, что ею ведали чехословаки и потому использовали лучшие паровозы и вагоны для своей отступающей армии и не разрешали русским и полякам опережать их собственные подразделения. Следующая очередь была для поляков, и позже всех пропускали поезда, занятые русскими. А поскольку это были в основном госпитали и составы с гражданскими беженцами, то военные власти, ведавшие движением, не обращали на них особого внимания. Русские отряды отступали в основном на санях и пешком.
В результате наш поезд оставил Новониколаевск только за день или два до захвата города красными. Все то время, что мы выиграли у врага, пробираясь на санях снегами, мы потеряли за те семь дней, что наслаждались теплом и сравнительным комфортом нашей теплушки в поезде, который безнадежно застрял на станции. На следующий день после 70-верстного ночного перегона мы увидели печальную картину составов, стоящих на станции и ожидающих своей очереди. Мы вышли из поезда, нашли своих людей и лошадей, которые поджидали нас у станции, и продолжили наше путешествие через леса по равнинам Сибири. Я никогда не смогу простить себе своей близорукости, заставившей меня потерять столько времени, так как это стало причиной моих будущих несчастий.
Следующая часть путешествия была много хуже первой. Нам пришлось ехать в тылу у отступающей армии вдоль железной дороги, не имея возможности выбирать другой путь, это была единственная дорога через бесконечный сибирский лес – тайгу. Было опасно съехать с главной дороги – могли поймать отряды восставших крестьян, можно было потеряться в диких лесах. И так мы ехали длинной цепью вдоль железной дороги, иногда по самим рельсам, в постоянной опасности быть раздавленными поездом, и каждую ночь, так же как и раньше, у нас были трудности с ночлегом. Часто мы ночевали в разных домах, уже занятых солдатами, и были счастливы, если находили среди них место вытянуться на полу. Мы очень уставали, но мороз был слишком сильным, чтобы ночевать на свежем воздухе, и нас больше не пугала спертость воздуха в этих маленьких, переполненных избах, да и об опасности тифа мы особенно не думали. Сон и тепло – это было все, в чем мы нуждались после 10-часовой езды по плохой дороге и холоду.
