Книга Страсть Сулеймана Великолепного, страница 87. Автор книги Павел Загребельный

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Страсть Сулеймана Великолепного»

Cтраница 87

Вопрос о соотношении прошлого и современного не только актуален в идеологических битвах дня современного — он имеет огромное практическое значение для тех способов и масштабов, при помощи которых опыт и культура эпох прошлых помогают нам творить современную жизнь. Маркс замечает по этому поводу:

«Так называемое историческое развитие покоится вообще на том, что новейшая форма рассматривает предыдущие как ступени к самой себе» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 12, с. 732). Ленин прямо говорил: «…только точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только переработкой ее можно строить пролетарскую культуру» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, с. 304).

Могут спросить: а почему автор избрал именно XVI столетие и не кого-нибудь из титанов Возрождения, а слабую женщину? В самом деле: Леонардо да Винчи, Микеланджело, Тициан, Дюрер, Эразм Роттердамский, Лютер, Торквемада, Карл V, Иван Грозный, Сулейман Великолепный — сколько имен, и каких! И внезапно прорывается сквозь их чашу имя женское, поднимается на борьбу с самой Историей, одерживает даже некоторые победы, завоевывает славу, но в дальнейшем становится добычей легенды, мифа.

Пятнадцатилетнюю дочь рогатинского священника Анастасию Лисовскую захватила в плен татарская орда, девушку продали в рабство, она попала в гарем турецкого султана Сулеймана, уже за год выбилась из простых рабынь-одалисок в султанские жены (их не могло быть в соответствии с Кораном более четырех), стала любимой женой султана, баш-кадуной, почти сорок лет потрясала безбрежную Османскую империю и всю Европу. Венецианские послы-баилы в своих донесениях из Стамбула называли ее Роксоланой (потому что так по-латыни называли тогда всех русских людей), под этим именем она осталась в истории. Но осталась лишь тенью и легендой, — так зачем же воскрешать тени прошлого? Не для того ли, чтобы пополнить пантеон украинского народа еще и женским именем? Дескать, у греков была Таис, у римлян Лукреция, у египтян Клеопатра, у французов Жанна д’Арк, у русских боярыня Морозова, а у нас Роксолана? А может, следует наконец соединить историю этой женщины с историей ее народа, соединить то, что было так жестоко и несправедливо разъединено, ибо судьба отдельного человека, объединенная с судьбой всего народа, обретает новое измерение?

Так много вопросов, так много проблем, и все же автор решил пойти на нечто еще более значительное. До сих пор Роксолана принадлежала преимущественно легенде, мифологии — в романе предпринята попытка возвратить ее психологии.

До сих пор фигура Роксоланы была бесплотной, часто становилась жертвой псевдоисторических увлечений, использовалась десятками авторов как своеобразный рупор для их собственных умствований, — здесь же она, как по крайней мере кажется автору, обретает те необходимые измерения и качества, которые делают ее личностью. Собственно, роман — это история борьбы никому не известной девушки и женщины за свою личность, за то, чтобы уцелеть, сохранить и уберечь себя, а затем вознестись над окружением, быть может, и над всем миром. Ибо, как сказал еще Гёте:


Volk und Knecht und Uberwinder

Sie gesteht zu jeder Zeit.

Hochstes Gluck der Erdenkinder

Sei nur die Personlichkeit [64] }.

Жизнь бывает такой жестокой, что не остается ни одной минуты для размышлений над абстрактными проблемами, она ставит перед человеком только самые конкретные вопросы, только «да» или «нет», только «быть» или «не быть». Такой оказалась вся жизнь Роксоланы. Даже у каторжников на турецких галерах, кажется, было больше свободного времени, чем у этой женщины, невыносимо одинокой, изнуренной борьбой за свою жизнь, за свою индивидуальность. Тем ценнее и поучительнее ее победа над самой собой. Значение такой победы не утрачивается и в наше время, к сожалению, столь богатое в странах так называемого свободного мира, попытками уничтожить человеческую личность, нивелировать ее, лишить неповторимости, затоптать, не останавливаясь для этого ни перед какими средствами.

И вот приходят из прошлого великие тени и дают нам моральные уроки.

Неужели мы станем отказываться от них?

Леонардо да Винчи говорил: «Хороший живописец должен писать две главные вещи: человека и представления его души».

В этом романе два противоположных полюса — Роксолана и Сулейман. Как они представляются автору? Если снять с них все наслоения, все социальные оболочки, они предстают перед автором просто людьми, но людьми неодинаковыми, потому что над Роксоланой тяготеет археология знания: «Что я могу знать?», а Сулейман пребывает под гнетом генеалогии власти: «На что я могу надеяться?» Только третий вопрос из известной кантианской триады объединяет их: «Что я должен делать?» Но и здесь их пути расходятся: Роксолана следует велению разума, Сулейман — силы.

Все наше достоинство и наше спасение — в мысли, в разуме. Только мысль, разум возвышают нас, а не пространство и время, которых нам никогда не удастся ни одолеть, ни заполнить. В этом отношении Роксолана стоит выше Сулеймана, который состязался с пространством и временем, тогда как она состязалась только со своими страданиями и единственным оружием для этого у нее были мысль, разум!

А как говорил Паскаль, следует преклоняться и перед теми, кто ищет истину, даже вздыхая.

Шестнадцатое столетие для нас — это Сикстинская капелла Микеланджело и «Мона Лиза» Леонардо да Винчи, Реформация и Крестьянская война в Германии и «Утопия» Томаса Мора, великие географические открытия и бесчисленное множество технических изобретений, знаменовавших приход эры прогресса. Однако нельзя забывать, что автора «Утопии» английский король Генрих VIII казнил за то, что тот стал препятствием в его очередной женитьбе, немецкая Реформация закончилась тем, что Лютер предал простой люд, отступив от него в решительную минуту, а рядом с могучими, полными жизни творениями Микеланджело, Леонардо, Тициана и Дюрера тогда же появились мрачные видения Иеронима Босха, которые смогли растревожить даже черствую душу Филиппа Испанского, а Брейгель Старший, или Мужицкий, в своих удивительных картинах откровенно издевался над бессмысленной суетой окружающей жизни, высмеивал ничтожную мелочность, но даже этому уходящему корнями в простую жизнь фламандцу становилось жутко в те жестокие времена безысходности и безнадежности, и тогда он писал такие картины, как «Слепые», где в нескольких фигурах, охваченных отчаянием, изображено словно бы все человечество, которое вслепую мчится, спотыкаясь, неизвестно куда и зачем.

Когда мы сегодня говорим, что XVI столетие было столетием титанов, то вынуждены признать, что титанизм этот проявлялся, к сожалению, не только в свершениях полезных и плодотворных, но и в преступных. Шекспиру, который своим гением призван был завершить эпоху Возрождения, не нужно было выдумывать ни кровавых королей, ни королев, которые не могли отмыть рук от человеческой крови, — для этого достаточно было оглянуться вокруг. Скажем, прототипом леди Макбет могла стать любая из тогдашних королев Англии или Шотландии — Елизавета, Мария Тюдор или Мария Стюарт.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация