Бросок оказался точным. Еще в воздухе дрон развалился и, упав, разлетелся на десятки мелких частей. Как выяснилось, дрон составлял почти полметра в диаметре, имел четыре ротора и маленькую камеру высокого разрешения.
Пока я задавался вопросом, кто потратил столько денег для того, чтобы наблюдать за мной, из-за дерева выскочил какой-то взвинченный тип.
– Вы сломали мой дрон! – раздраженно закричал он.
– Вы помешали мне, – возразил я. – Как вы додумались до такой нелепой идеи: следить за людьми в лесопарке с помощью этой кошмарной штуковины?
– Это была игрушка для сына. Где еще прикажете с ней тренироваться? На пешеходной улице? К тому же вы заметили дрон, только когда я опустил его. На десятиметровой высоте вы ничего не видели. – Мужчина, сдерживая слезы, собирал осколки с земли.
– Секундочку, – сказал я. – Говорите, это детская игрушка? С камерой и еще какой-то ерундой? Сколько вы за мной так наблюдали?
– Минут пять.
– А почему я вас не видел?
– Камера передает изображение на мой монитор. Я вас вижу, а вы меня – нет.
– И сколько стоит эта детская игрушка?
– Больше четырехсот евро. Вы возместите мне ущерб. – Он встал и с яростью посмотрел на меня. – Или я вызову полицию.
Я дал этому типу пятисотенную купюру в обмен на то, чтобы он отстал от меня, а еще посоветовал ему впредь не тренироваться прямо над головой незнакомых людей. Он исчез, и я снова остался один в лесу. Правда, дрон из моей головы не исчез полностью, а навел на одну идею.
Я пошел дальше. Вскоре мои решения вновь присоединились ко мне – те самые, которые касательно всех четырех проблем сводились к «просто убей меня».
Оглядываясь назад, понимаешь очевидное: если жизнь какого-то человека представляет проблему, то его смерть будет решением. Но к самому очевидному решению в такой ситуации обычно самостоятельно не приходят. Этот опыт – что можно целиком и полностью освободиться, просто убив проблему, – я получил не далее как неделю назад, когда решал проблему Драгана. Точку невозврата я уже прошел. А со смертью Мурата, когда и я должен был умереть, Тони, Мальте и Мёллер лишились всякого морального права на угрызения совести по их поводу с моей стороны. Казалось совершенно правильным устранить этих троих. И то, что Борис не имел никакого отношения к убийству в заповеднике, еще не было достаточным поводом не убивать его, так как он сделает это со мной.
Однако теперь предстояло проработать все детали их устранения. Четыре человека, которые были связаны друг с другом, по крайней мере, через Тони, должны были умереть. В идеале никто не должен узнать то общее, что их связывало. С другой стороны, было бы желательно, если бы из отношений этих четверых друг к другу получилась некая форма синергии
[17], что облегчило бы мне работу. Тони я и так планировал устранить руками Бориса, это ясно. Но может быть, до этого Тони успел бы взять на себя Мальте или Мёллера? Что я могу для этого сделать?
Я шел дальше по лесу, и в мозгу моем штормило. Я думал о каждом из четверых мужчин, об их прошлом, их пристрастиях, сильных и слабых сторонах. И если бы у проблем и решений имелись ноги, то на моем круговом маршруте встретились участки, где тропинка была бы истоптана сотнями следов. Но чем ближе к концу пути, тем меньше их оставалось. И когда я снова вышел из леса у автобусной остановки, меня окружали только четыре стройных решения, которые уже несли на своих плечах проблемы Тони, Бориса, Мальте и Мёллера.
Я отправился обратно в город с секьюрити-парочкой. В центре я пригласил обоих на чашечку кофе в своем любимом новом ресторане. А заодно, пользуясь случаем, приобрел там последний выпуск бульварной газеты.
Вернувшись в квартиру, я начал реализовывать найденные решения. Рассказывая о них большому пальцу Драгана.
28. Давать и брать
Мы можем давать и можем брать. Это круговорот. И если между «давать» и «брать» равновесие, то нам хорошо. Кто только дает, но не может брать, тот чувствует себя истощенным в этом круговороте. А кто только берет, но не может давать, чувствует себя плохо.
Йошка Брайтнер. Замедление на полосе обгона – курс осознанности для руководителей
До самого обеда я занимался тем, что прорабатывал найденные в лесу решения, чтобы от имени Драгана преподнести их офицерам на сегодняшней встрече… Такой как бы бизнес-блеф. Я просто осмотрелся дома: что мне понадобится, чтобы изложить решения правдоподобно? Большой палец Драгана и пара газетных страниц.
Оставшееся время до встречи с офицерами я провел, планируя свое профессиональное будущее.
Я был так называемым универсальным юристом – с полным юридическим образованием. Это предполагает для себя каждый студент-первокурсник юридического факультета. Но правда в том, что и универсальный юрист может заниматься чем хочет, только если у него богатые родители. Впрочем, если у тебя богатые родители, то заниматься чем хочешь можно и с образованием чертежника, или путевого обходчика, или вообще без какой бы то ни было квалификации. Однако плотность отпрысков богатых родителей среди первокурсников юридического факультета несравнимо выше, чем среди чертежников или путевых обходчиков.
Я не был ребенком богатых родителей. И мог быть только «адвокатом». И прежде всего в области «уголовного права» и «экономики». Поскольку последние десять лет я проверял, нравится ли мне быть наемным работником – нет, не нравится, – то сейчас я наконец хотел проверить, каково это – работать на себя. Если я переживу тридцатое апреля, то уже первого мая сниму офис на два-три кабинета, лучше всего неподалеку от квартиры, неподалеку от дома моей дочери и неподалеку от ее будущего детского сада.
Здание, в котором располагался детский сад «Как рыбка в воде», отвечало этим требованиям не только с географической точки зрения. Благодаря моему мастерству, которое я проявил в переговорах о выселении, все помещения, за исключением детсадовских, были свободны. Поэтому я решил поближе осмотреть пустующие помещения на верхних этажах и отправился на автобусе к месту назначения.
Там и в самом деле были чудесные офисные помещения с высокими потолками, лепниной, раздвижными дверями и классным паркетом. Этот дом стал бы непревзойденным элитным борделем. Уж Драган набил руку на таких вещах. Но как бы там ни было, теперь большой палец его правой руки был у меня и я сам мог решать, что случится с этим недвижимым имуществом. А что может быть лучше собственного офиса, расположенного над дочкиным детским садом?
Я не спеша прогулялся по трем пустующим этажам и мысленно уже обставлял офис, переговорную, игровую комнату для Эмили. Я уже собирался заняться приемной с телевизором и удобными диванами, когда зазвонил телефон. Это был Петер, глава убойного отдела. Я очень надеялся, что этот звонок никак не будет связан с пальцами, а только с ручными гранатами.
