Не поможет лжецу дружба с иностранцами,
не понимающими, что он болтает.
С другой стороны, слова сочинителя не причинили серьезного вреда его соотечественникам, чтобы так на него ополчаться. Самое большее, в чем можно его упрекнуть, — в неуместности его высказывания. Но критики отличаются жестокостью, и, кажется, ни один сочинитель не избежал их нападок. И если бы автор упомянутой книги рассказал англичанам, что мужчины в его стране носят одежду из мочала и пальмовых листьев, а женщины украшают себя орехами и черепками, говорят с закрытыми ртами, смотрят, зажмурившись, а слушают, заткнув уши, спят час в полдень, полчаса после полудня, четверть часа вечером и три часа без четверти ночью, то критики и тогда нашли бы, к чему придраться.
В этом же ряду — ряду примеров заразительности для человека дурного и его нечувствительности к хорошему — следует упомянуть уже упоминавшуюся демонстрацию свидетельства невинности невесты. Эта зараза пришла к христианам Арабского Востока от иудеев, как они пишут в своих книгах. Однако это племя тоже издавна и по сей день обладает многими достоинствами. Они умеют собирать деньги и драгоценности и предпочитают легкие, приятные профессии, как-то банковское дело, кредитование, обмен валюты, а также перекраску старья, чтобы выглядело, как новое. Еще они любят друг друга, и иностранец их веры не имеет нужды обращаться за помощью к кому-либо, кроме своих, и не боится остаться без денег и без еды. В любой стране он найдет соплеменников, которые приютят и накормят его. К тому же они общаются на одном языке, и нравы, обычаи, образ жизни и взгляды иудея, живущего в Магрибе, таковы же, как у иудея, живущего в Машрике. Христианин совсем другое дело. Христианина из Машрика, приезжающего в христианские страны Запада, с первого взгляда принимают за еврея или турка. А если он нуждается в жилье и пище, его направляют к начальнику местной полиции, и тот поселяет его в закуток без света и воздуха, где он дожидается решения судьи. Как это произошло с эмиром ал-Куффы, приехавшим из Дайр ал-Камар в Париж. Хотя эмир был человеком богатым и приехал к ним только для того, чтобы познакомиться со страной, его обманул, надул, обокрал и обвел вокруг пальца каждый, кто только мог, и он вернулся домой обчищенным до нитки.
Почему восточные христиане не восприняли все названные качества иудеев и переняли от них те, которые вызывают лишь неприязнь и зависть? Позволительно ли богачу любого вероисповедания звенеть своими динарами на виду у бедняка с пустым карманом? Прилично ли сытому размахивать своей полной миской перед носом голодного, готового на все, чтобы эту миску заполучить? Если ты, читатель, возразишь мне, что все это обычные вещи, что доказательство невинности невесты демонстрируют в большинстве случаев людям женатым и, что завидовать тут нечему, я отвечу, что, если бы это были обычные вещи, то мы бы наблюдали их у всех народов. Однако у франков, людей более знающих и образованных, такого не водится. Более того, они осуждают подобные вещи и говорят, что причина бездетности в большинстве случаев — бесплодие. У них молодожен, почувствовав, что петля женитьбы уже затянулась на его шее, берет свою новобрачную и уединяется с ней где-нибудь подальше от людских глаз во избежание зависти и возможных огорчений. Франки не допускают, чтобы радость одного стала причиной печали других. Я употребил слово петля, потому что свадебный контракт у них может быть расторгнут по многим причинам.
А утверждая, что доказательство невинности предъявляется людям женатым, и тут нет причин для зависти, ты ошибаешься и отклоняешься от существа вопроса или, прошу прощения, просто не разбираешься в нем. Все без исключения ученые — и живущие в достатке, и едва сводящие концы с концами, и нищенствующие, и бездомные, и босоногие, и сидящие в тюрьмах, и закованные в кандалы, и жалобщики, и униженные — согласны в том, что женатые мужчины более склонны к зависти, нежели холостые. Дело в том, что каждый человек думает, что другой, находящийся в таком же положении, как и он, счастливее его, хотя, возможно, тот несчастнее.
Поскольку первая брачная ночь событие знаменательное, хотя и темное, она способна возбудить зависть в душе опытного человека, который при этом не задумывается над тем, чем она может обернуться. По пословице: знает лишь тот, кто сам пережил.
Вот так. А я прошу прощения у Его Чести, Его Высокоблагородия, Его Преосвященства за вопрос, который я хочу ему задать не из желания критиковать, а исключительно для того, чтобы знать: откуда известно, что окрашенный кровью платок, предъявляемый как свидетельство невинности невесты, может служить доказательством? Не может ли быть, что в ту ночь раскалилась печь, закипела жидкость в котелке, выплеснулась и оставила следы на платке? Или кто-то сорвал розу раньше положенного времени, зарезал птицу либо поранил себе палец? Или девица запасла немного крови в укромном месте? Если ты мне ответишь, что мужчина поймет это с первой же попытки, я поклянусь своей жизнью и жизнью твоего отца, что в подобные моменты мужчина плохо понимает и ничего не соображает. Тем более если за дверью стоит шумная, крикливая и напористая толпа. Ответа на этот вопрос я жду до сих пор.
4
ИГРА СЛОВ
Сочинителям, вроде меня, свойственно иногда играть со временем и объединять события, имевшие место ранее, с более поздними. Это называется у них нарушением хронологии или анахронизмом. Они описывают своего главного персонажа, начиная с первых нежных слов, сказанных им возлюбленной, и до того момента, когда он умолкает после женитьбы. Эти описания содержат долгие скучные пассажи, касающиеся бледности, покрывшей его лицо при встрече с ней, учащения его пульса, запинания в разговоре, посланной им к ней старухе с письмом, встрече в таком-то месте в такое-то время. Кроме того, читатель узнает, как вспыхивает ее лицо, когда она слышит от него такие слова, как кровать, объятия, соединение, нога на ногу, слюна, муж и т. д. Случается, что сочинители проявляют неуважение к отцу и к матери, заявляя, например, что матери нравится, если дочь вызывает восхищение всех на нее смотрящих, и она поощряет ее заигрывания с мужчинами. А отец, поскольку он в полном подчинении у матери, не может помешать этому. Слуги же всегда на стороне женщины против мужчины: служанки, следуя примеру госпожи, а слуги-мужчины, чтобы угодить предмету своего обожания. Одним словом, они превращают дом девушки в кабаре, в дом терпимости, в рассадник порока, обмана и коварства. И каждый из моих собратьев-сочинителей выдумывает какую-нибудь каверзу и приписывает ее персонажу. Что же касается смешения времен и возврата в прошлое, то, по-моему, это вполне допустимо, если сочинитель видит, что его повествование зашло в тупик, и хочет продолжить его с какого-то определенного места. Но я не люблю, когда автор доводит героя до постели его невесты и на этом заканчивает повествование, не посвятив читателя в то, что происходило с ними дальше. Мне очень интересно знать, как они жили в браке. Ведь многие женщины, считавшиеся таковыми до замужества, после него становятся мужчинами и наоборот.
Поэтому я вознамерился более пристально наблюдать за ал-Фарйаком после его женитьбы, чем делал это ранее. Рассказывать о двоих куда как интереснее, чем об одном. Но я вовсе не намерен разбираться в их дрязгах и глупостях, больших и малых — это не мое дело. Так что, прости мне, господин мой, и извини меня, госпожа моя, если я прибегну сейчас к смешению времен и вернусь ненадолго в прошлое.
