Взгляни на жителей этого острова, ты увидишь, что большинство мужчин оставили своих жен и живут с кем попало. А их священники утверждают, что это лучше, чем брак, не освященный церковью. Но что понимают в браке священники, если сами они не женаты? Чего стоит командующий войском, не имеющий опыта ведения военных действий и не участвовавший в сражениях?
— Ты говоришь, как настоящий оратор! Откуда у тебя все эти познания, ведь когда мы приехали на этот остров, ты не могла отличить безбородого от бритого?
— Из искры может разгореться пламя. Я всегда была любознательной, и к тому же много видела и часто слышала о семейных спорах и ссорах, жалобах и взаимной вражде. А теперь, когда я живу не в своей стране, среди чужих людей, я могу наблюдать и чужие обычаи, и удивительные, на мой взгляд, случаи. И та искра, которая тлела в моем уме, но была задавлена одиночеством и затворнической жизнью, воспламенилась, когда подули свежие ветры и условия изменились. Особенно повлиял на меня бал, где женщины танцевали с мужчинами, его я никогда не забуду. С той поры я задумала продиктовать тебе книгу о правах мужчин и женщин. Пришло время заняться ею.
— Я займусь, если Богу будет угодно. Но завтра эмир ожидает меня в карантине, и я обязательно должен пойти к нему.
— Твои слова меня немного успокоили. Иди к нему. Надеюсь, до твоего возвращения этот приступ горячки у меня не повторится.
Ал-Фарйак взмолился Богу, прося о помощи и поддержке, и отправился в карантин. Пробыв там с эмиром положенное время, он съездил с ним в Италию и вернулся на остров обласканный и осыпанный эмирскими милостями.
19
РАЗНЫЕ ЧУДЕСА
Белиберда, абракадабра, выдумки, россказни! Воистину, человек не знает самого себя. Возьмем, к примеру госпожу — некрасивую, плоскогрудую, глупую [...]
которая берет подушечки и комки ваты и сует их под рубашку, чтобы люди думали, что у нее пышная грудь. Но откуда, госпожа моя, взялись у тебя эти прелести и столько жира, если руки твои, как прутики, как сухие тростинки, а шея, как палка, а лицо, как кусок мыла, которым стирали солдатское белье, а груди, как пустые мешочки? Могла ли природа так ошибиться, даровав тебе такую мясистую грудь и забыв обо всех других местах?
А вот другая — маленькая, низенькая, похожая на божью коровку [...]
Ходит вприпрыжку, приплясывая, гордо задрав голову [...]
чтобы казаться людям не такой карлицей и забывая, что у людей есть собственные глаза.
А эта госпожа чернее сажи, темнее ночи, цвета воронова крыла и при этом смелая, решительная [...]
Она натирает свое лицо вином, раскрашивает его в разные цвета, а потом придает себе гордый вид и искоса бросает на людей кокетливые взгляды. А если кто-то захочет увидеть другой кусочек ее тела, поворачивается к нему именно этим не натуральным, раскрашенным местом, давая понять, что таково все ее тело, что его закрытые места белее открытых, а ночью просто сияют. Она может также рассказать длинную историю о том, что утром она очень торопилась, одевалась в спешке и вышла из дома одетая кое-как.
А эта госпожа старая, дряхлая, усохшая [...]
Но при этом она все еще строит глазки, молодится, носит узкие платья и хихикает, если рядом с ней садится молодой мужчина.
А вот госпожа красивая, с нежной кожей, привлекательная, соблазнительная, юная, свежая, цветущая, стройная, черноглазая, с прекрасной улыбкой, пленяющая взгляд, похищающая сердце, обворожительная. Устоять перед ее красотой невозможно, увидевший ее теряет разум и волю, забывает свою веру. Она ходит, стыдливо опустив голову и потупив взор, скромность не позволяет ей гордиться своей красотой. В ней нет ни притворства, ни кокетства, она не румянится и не наряжается, но если появится перед троном короля, он встанет, приветствуя ее, и с благоговением вручит ей свой скипетр. Вот какие стихи он сочинил бы в ее честь:
Тебе я в жертву принесу все, чем владею,
Достойна ты халифов трона.
За поцелуй единственный благоуханных уст
Готов отдать корону.
А если бы она явилась перед его первым министром, тот от изумления и восторга оставил бы все свои дела, отдал бы ей свое кольцо с печатью в знак капитуляции и сложил бы такие стихи:
Не пленникам твоим — министру иль эмиру,
Тебе решать важнейшие дела.
Что есть закон как не твое благоволенье?
Найдутся ли свободные места?
А если бы она пришла к верховному кади, он подарил бы ей все несметные сокровища, которыми владеет, и сочинил бы такие стихи:
Влюбленный, у нее двух радостей прошу,
Но соглашусь и на одну.
Если бы увидел ее врач, лечащий импотента, он бы прописал своему пациенту ощупывать подол ее платья и нюхать ее пот и сочинил бы такие стихи:
Лечат импотента терьяком и мажут мазью,
Но ничто не прибавляет ему силы.
Лучше бы накапали ее слюны в вино,
Для излечения бы двух глотков хватило.
Если бы пришла она к астрологу, тот от смущения и растерянности выронил бы из рук свою астролябию и пробормотал такие стихи:
С зарею мы видим лишь свет твоей красоты,
Явившейся ночи мрак разогнать.
Астролог в расчетах напутал, увидев тебя.
Придется тебе ошибки его исправлять.
Явись она к философу, вся его мудрость улетучилась бы вмиг, и разум бы его пошатнулся. Он сложил бы такие стихи:
От трения двух тел рождается огонь.
Философу любому сей знаком закон.
Но я, едва руки ее коснувшись,
Горячим потом исхожу, как кипятком.
Архитектору она спутала бы все его чертежи и планы. В растерянности он прочел бы такие стихи:
Никакие купола и своды
Не сравнятся с красотой твоих изгибов.
Как желал бы я мой стержень
Укрепить в твоем пазу.
Если бы она встретилась с логиком, он забыл бы свои силлогизмы и запутался бы в аргументах. И прочел бы такие стихи:
Она положила мне ноги на плечи.
Как приятно ощущать эту тяжесть.
Но тут же я возжелал повернуться лицом к ней,
Ведь впереди у нее высшая радость.
Грамматик при виде ее не сумел бы отличить действительный залог от страдательного и решил бы, что это вовсе не обязательно. Он бы продекламировал:
Не спеши, я пришел к тебе не со злом,
и не считай меня грешным.
Я не из тех грамматиков, что твердят
о превосходстве мужского рода над женским.
У знатока просодии, встретившего ее, сердце разорвалось бы на части и перепутались бы все рифмы и размеры. Он бы сказал:
